Топь

Прохоренков нахмурился.

– Боюсь, что каждый месяц. Всему виной экспериментальная сыворотка… За последние годы мы почти вдвое увеличили интервал между вакцинациями, но…

– Ну, зашибись! – мрачно пробурчал оперативник. – Спасибо, что не раз в неделю…

Эдуард немного помолчал.

– Вы отважный человек, Кирилл, – наконец произнес он. – И…

– Док, ради бога! – чуть ли не простонал Сомов. – Вот только этого не надо, ладно?

Прохоренков молча кивнул и дальше пошел чуть в стороне, мысленно ругая себя на чем свет стоит. Ну, куда ты полез, Эдуард? Тоже утешитель выискался! Парень пожертвовал ради отряда нормальной жизнью, и последнее, что ему сейчас нужно, – это твой деревянный голос и дежурные слова… Занимайся своей наукой, это у тебя хорошо получается, и привыкни к мысли, что человеческие взаимоотношения – не твое. Где ты – и где они?

На последний вопрос у Эдуарда ответ, пожалуй, имелся. Они остались в Питере девять лет назад. Вместе с какой-то частью его души. У него внутри с тех пор в какой-то степени тоже Зона – безжизненная территория. Будь проклят фантом-страж, выдернувший эти кошмарные воспоминания из дальних закоулков его памяти! Кстати, о фантоме…

– Док, есть минутка? – Голос Хомчик, прозвучавший за спиной, заставил Прохоренкова закатить глаза: да что ж их всех на разговоры-то тянет?

– Конечно, Алина, – произнес он, оборачиваясь. – У вас какие-то вопросы?

– Хренова туча, если честно. – Хомчик поколебалась, похоже, пытаясь сообразить, с чего начать. – Можете сказать, куда мы идем?

Эдуард удивленно приподнял брови.

– Вот так вопрос! Вы же у нас командир.

Теперь пришла очередь Алины закатывать глаза.

– Док, только не пытайтесь казаться глупее, чем вы есть! Вам это не идет. Вы не хуже моего знаете, как криво у нас построена иерархия в подобных экспедициях. Командир от оперативников отвечает за безопасность и за то, чтобы отряд достиг цели. А задает эту цель зам по науке. Так что я вас внимательно слушаю.

Эдуард обреченно кивнул. Надо будет попросить, чтобы выдали молоко за вредность. Столько, сколько в этой экспедиции, он в последний раз говорил… никогда. Но если по-хорошему, то сейчас этот разговор может быть даже полезен – чтобы разложить все по полочкам.

– Ну, если официально…

– Про официально я в курсе, – перебила его Алина. – Что за хрень эта Топь, чего нам от нее ждать и как противодействовать. Вы же сами говорили, док, задание – это выкопать яму. А меня сейчас интересуют состав почвы и грунтовые воды.

– Вот как, значит, – усмехнулся Прохоренков. – Ладно, будь по-вашему. Для меня главный вопрос – «почему?». Вернее, сразу два «почему?». Первое: почему поведение Таганайского Обломка так разительно отличается от, скажем, Белоярского и Питерского на позднем этапе? Да, знаю, мы уже об этом говорили, но подумайте вот о чем. Тенденции в поведении Обломков всегда прослеживались от одного к другому, даже если время их «бодрствования» никак не пересекалось. И это привело меня к мысли, что все Обломки, даже спящие, связаны неким единым ментальным пространством, чем-то типа ноосферы, из которой никакая информация никуда не девается, и всякий, кто к ней подключен, эту информацию может получить.

– Вашу ж налево! – выдохнула Алина ошеломленно. – А скажите…