Страж Монолита

22
18
20
22
24
26
28
30

– Понимаешь, Егор, – начал ученый. – Мы же, человечество то есть, всю нашу историю воевали друг с другом, охотились на животных, садили их на цепь, делали от себя зависимыми. А еще истребляли непокорных, опасных, особенно себе подобных. Люди привыкли выживать, потому что у них, то есть у нас, не хватало ни знаний, ни сил, чтобы спокойно жить. Прибежала толпа с дубинками, поколотила тех, у кого дубинок меньше, увела баб, и весь разговор. А теперь посмотри, мощности у человечества поднялись в десятки раз, а сознание и отношение к окружению осталось прежним. Человечек самостоятельно думает по-своему, а если в толпе, то так, как думает самый примитивный ее индивид, а самый примитивный кричит «отберем, убьем» или «отберут, убьют». Вот так и привыкаем мы отбирать и убивать.

– А что же делать тогда? – приподнимая голову, спросил Егор.

– Отношение свое менять, сталкер, отношение. Вот Зона нам и показывает, как его менять. Иначе раз, и нет человечества. Дубинки-то нынче помощнее будут.

– А как менять? В смысле, мы же и не боимся никого вроде, ну там, на Большой земле.

– Ошибаешься, мы все боимся. Кто начальства, кто работы, кто отсутствия начальства, кто отсутствия работы, продуктов несвежих, продуктов свежих, сахара, соли, жить с водкой, жить без водки… да нет ничего такого, чего бы человечество не боялось. Главное, что для воодушевления и радости мало места остается, любить человечество по-другому начинает, за что-то, при условии, старается выживать среди себе подобных, а не использовать результаты и возможности своих достижений. А знаешь почему?

– Почему?

– Потому что не выгодно это тем, кто… ну вот точно, как та тварь, которая меня на дерево затащила, и зверей других, тех, что криком померли. Вот такие, которые закрывают нам, простым людям, глаза и заставляют поверить в грустные картины, чтобы мы боролись, дрались между собой, украсть норовили, выживали. И ведь получается у них. Казалось бы, ерунда, а ведь получается утащить-то нас на дерево, чтобы ножками не по земле шли, а на месте подвешенные были. Куда деваются смелые, отчаянные подростки, которые желают всем счастья и даром? Всем, всем? Через десять лет? А я скажу, куда они деваются. Они, вот как та скотина, висят в деревьях с паразитом в голове и кричат тому, что видят, а она, тварь, смеется, потому что суть у нее такая, ей всегда мало. Людям всегда мало, несмотря на то, что достаточно.

– Страх-то какой, – поежился сталкер. – Ты мне весь сон разогнал, Валер, как я теперь спать буду? И что, нет выхода, если в таком лесу там на Большой земле жить?

– Есть, наверное. И главное, что человечество все это знает, а поверить боится.

– Во что поверить?

– В силу свою поверить боится. Потому и сделаны так все системы, чтобы человека недоразвитым немного оставлять. Чтобы он думать только о еде мог, да о завтрашнем дне со страхом.

– В какую свою силу? – спросил Бобр.

– В себя, сталкер, в себя, – ответил ученый и замолчал.

Бобр лежал, глядя в потолок, уже минут тридцать. Из соседней комнаты слышался храп Лесника. Наконец, сталкер решительно встал и, как был, босиком вышел из комнаты, затем прошел на кухню и, чуть скрипнув наружной дверью, вышел на улицу. Чернобыльский пес лежал у порога.

Сталкер сел рядом с ним на крыльцо, одновременно запустив обе руки ему в густой загривок и притягивая его морду к себе.

– Хочешь, я тебе колбасы вынесу? – внезапно обрадовавшись, что может что-то дать мутанту, спросил сталкер. Уродливая собачья голова с пятисантиметровыми клыками лизнула его лицо. – Я мигом, – счастливо улыбнувшись, шепнул сталкер. Через минуту, вернувшись с третью палки от колбасы, он скормил ее виляющему хвостом чернобыльцу. – У-у-у, псина, – теребя могучий загривок, по-детски радовался сталкер, преодолевший собственный страх.

Сзади скрипнула дверь. На улицу вышел Лесник с ружьем и папиросой в руках. Лесник улыбался.

– Подвинься, Пес, – аккуратно подтолкнул он чернобыльца ногой.

Тот встал, сошел с крыльца и улегся ниже. Лесник сел рядом с Егором, раскуривая папироску с душистым самосадом.

Глава 14. Ночное