Свирель

Учитель повернулся к ней спиной и вышел из будуара.

— Хам! — услышал он позади себя. — Мужик!

Приехала Юленька Зиновьева и, как была, в шапочке и с муфтой, упала к ногам Анны Сергеевны и зарыдала.

— Что такое? — спросила ее генеральша и испугалась.

— Боже мой, я так страдаю! — отвечала Юленька, заливаясь слезами. — Я так страдаю!

— Успокойтесь, душечка... Что такое?

— Я так его люблю!.. Вчера у Дружининых был бал, Игнатьев все время разговаривал с какими-то рожами, танцевал со всеми, а со мной хоть бы один разок! Точно он хотел этим оказать мне явное пренебрежение! Боже мой, за что я так несчастна, зачем я так его люблю!

Она снова зарыдала и упала головой на колени генеральше. Слезы падали у нее из глаз прямо на шелковое платье. Анна Сергеевна подняла ее, отерла ей слезы, поцеловала в обе щеки и дала понюхать спирта.

— Успокойтесь, дитя мое... — сказала она. — Он женится на вас‚ я вам устрою это дело... Вы будете его женою! Только бы нам узнать, нет ли у него какого-нибудь другого романа?

Но как это узнать? У податного инспектора, говорят, есть нянька, которая гадает просто изумительно. Читает как по писаному. Вот что! Они поедут сейчас к ней обе вместе и попросят ее погадать им. Конечно, ее можно было бы пригласить и сюда, но это может получить огласку. Если обе они спустят вуали и поедут на Киселюху на простом извозчике, то их никто не узнает. Нянька их не знает вовсе, податной инспектор тоже: он у них не бывает, и генеральша никогда даже с ним и не встречалась. Право, лучше будет поехать туда самим. Теперь уже десятый час, но ведь это еще лучше: нянька уложила уже, вероятно, своих ребят и теперь свободна.

Они надели ротонды и вышли на улицу. Пройдя два-три квартала, они наняли извозчика и поехали на Киселюху. Крадучись, подошли к окошку податного инспектора и заглянули в него. Среди комнаты стоял стол, и гимназист что-то ел на нем, очевидно ужинал. Вот пробежала девочка со спустившимися чулками, а вот вышла кошка, села на стул и стала лапкой умываться. Со свечой в руке какой-то старик в белом халате прошел через комнату. Это, должно быть, сам инспектор. Вот он вошел опять в нее и вдруг неожиданно направился к окошку, в которое они глядели, и осветил градусник, прибитый снаружи. Свет от свечи упал и на их лица. Это было так неожиданно для них, что они не успели даже отскочить от окошка. Инспектор увидал их, стал всматриваться в окно, а затем они услышали‚ как загремел крюк и как стала отворяться парадная дверь. Опрометью они бросились назад за ворота, вскочили на извозчика и поскакали домой. Какая жалость, что им помешал этот старый хрыч! И нужно же ему было подходить к окну! Но какая у него в доме мещанская обстановка и как серо живут эти чиновники! И этот белый, парусиновый халат... Какое мещанство!

Извозчика они рассчитали, не доезжая до дому.

— Еще пятачок, барыня... — умолял ее извозчик. — Двадцать копеек туда да двадцать оттуда, а вы только тридцать пять копеек дали. Ведь надо по таксе! — Довольно, довольно! — отвечала генеральша. — Будет с тебя! Оптом все дешевле!

У крыльца они простились. Генеральша поцеловала Юленьку в губы и сказала:

— Не беспокойтесь, душечка... Все-таки я разузнаю о нем и женю его на вас... Быть может, зайдете?

— Нет, Анна Сергеевна, уже поздно, — отвечала Юленька. — Мама будет беспокоиться...

— Ну, до свидания!

Анна Сергеевна поднялась наверх и пошла прямо в кабинет к мужу. Она застала его в самом веселом настроении: он насвистывал сам себе и делал антраша вокруг письменного стола, заложив одну руку за спину, а другую вытянув так, точно вел рядом с собою даму. Это он разучивал к завтрашнему рауту шакон. Увидав неожиданно вошедшую жену, он сконфузился, закашлялся и, отойдя к окошку, стал поправлять себе галстук и пушистые седые бакенбарды.

— Я пришла, Пьер, — сказала генеральша, — поговорить с тобой об одном очень серьезном деле...

— О каком, машер? — спросил генерал.