– Гм, жаль… Задержка на несколько дней… Хотя да, да, конечно. В таком случае, мы сделаем вот что: Любовь Андреевна переведет на французский язык, и вы уже сами займитесь этим.
– Я отнесу полковнику Джунге.
– Вот. А сейчас… России и русским уделено, разумеется, немало?
– Как вам сказать…
– Что же это вы так? – покачал головой Евгений Николаевич.
– Вам легко, сидя в редакции, а побыли бы вы на моем месте! Мысли, как молнии, вспыхивали, погасали, теснили одна другую… Надумаешь вопрос и тотчас же его забудешь. Моментами овладевало что-то умилительное – хотелось и плакать, и смеяться, и лепетать какую-то детскую восторженную чепуху. Вот, Любовь Андреевна меня понимает…
– И я вас понимаю, – сказал Евгений Николаевич. – Сам готов нести умилительную чушь… В лице вашем этот светлый король обласкал всех нас, бесприютных скитальцев. Сегодня нам есть чем гордиться.
– Да, – вспомнил Калибанов, – ваш упрек? Едва я немного освоился и хотел задать еще несколько вопросов, аудиенция кончилась. Тридцать две минуты промчались, как мгновение… А вы сердитесь.
– Ну, ну ладно…
Калибанов обстоятельно рассказал все, и едва ли еще когда-нибудь в своей жизни имел он таких внимательных слушателей, какими были сейчас Евгений Николаевич и Любовь Андреевна. Он уже кончил, уже хотел диктовать, вошел Сумцов, другой сотрудник газеты, красивый, плечистый, загоревший, высокий.
– Можно поздравить с успехом?
– А то как же! Интервью на 12 баллов, – похвастал Евгений Николаевич. – А у вас что?
– Интересные новости!..
– Да?! Садитесь ко мне поближе… Не будем мешать, пусть диктует…
Проворные пальчики Любови Андреевны забегали по круглым клавишам-буквам сухо щелкающей машинки. Сумцов выкладывал свои новости.
– Савинков-то, Савинков! Появились большие деньги…
– От Бузни?
– Бузни уже больше месяца не давал ему ни сантима. Да и давал-то он пустяки. Нет, источник другой.
– С большевиками снюхался? От этого мерзавца…
– Большевики-большевиками, а снюхался еще и с Шухтаном, у Шухтана же денег куры не клюют.