Партия, дай порулить

22
18
20
22
24
26
28
30

– Ребят, я пошла, – сказала она.

Те даже глаз не оторвали от компьютеров, только Степан махнул рукой.

Прием посетителей в «Искре» сегодня начинался во второй половине дня, и Аллочке обязательно нужно было там присутствовать. Кира-то болеет, Сологубова дежурит. В приемной только Торопов и Глаша. Правда, сегодня к ним добавили Вениамина, он отбывал наказание за свои с Радовой подвиги.

Надо же, отправились ловить преступника на живца, то есть, на Глашку. А та оказалась такой смелой! Вот Алла ни за что бы так не смогла. Их бы похвалить, даже наградить за отвагу, а Востриков лишил Веню на две недели машины да еще и заставил сидеть в офисе и разбираться с жалобщиками. Несправедливо. А ведь именно благодаря их действиям и удалось разоблачить Селиванова.

Кучинская задумалась. Как все-таки хорошо, что она успела разлюбить Артема до того, как узнала, что он убийца. Ей было даже странно, что еще месяц назад она с ума сходила от любви. А теперь…

То, что происходило с ней сейчас, было новым чувством, никогда ранее не испытанным. Алла полюбила Владимира Орефьева со всей силой измученного сердца. Но впервые в жизни эта любовь не была болезненной привязанностью, не заставляла ее нервничать, переживать, хорошо ли она выглядит, не сказала ли глупость. Она была спокойна и свободна.

Около приемной «Искры» толпились люди.

– От, явилась – не запылилась, красавица, – заворчала старуха в мужской жилетке с множеством карманов, надетой поверх цветастого платья. – Люди сидят, маются, а им хучь бы хны.

Раньше Аллочка сорвалась бы, вспылила, накричала на бабку, а сейчас ей стало почему-то ее жалко. В самом деле, не от хорошей жизни она сюда приплелась.

– Ну вот, я явилась, теперь очередь побыстрее пойдет, – сказала Алла. – Вы бы лучше записались на определенное время, тогда и ждать бы не пришлось. Проходите, кто первый.

И она вошла в приемную.

Глафира диктовала сидящему перед ней мужчине текст заявления. Тот писал, бросал ручку, начинал горячо спорить и трясти перед Глашей бумагами. Та ему что-то шептала, проситель успокаивался и продолжал писать.

Торопов стоял, склонившись около Вениамина, показывая пальцем в монитор.

Аллочка быстро нырнула на свое место, сказала просителю: «Слушаю вас» и погрузилась в работу.

Когда последний ходатай покинул приемную, на улице уже смеркалось.

– Скорей бы уже выборы прошли, – сказала Глаша. – Похлебкин говорит, что тогда останется только пара-тройка приемных, и будем в них дежурить раз в месяц, а то и реже. А то утомили уже. Ходят и ходят, ноют и ноют. Хотя, конечно, некоторых их них понять можно. Вот у меня сегодня мужик был, так его бывшая жена продала несколько квадратных метров в их квартире, и к нему заселились какие-то уголовники. Прикидываете? Нигде в мире такого чуда нет. Что, нельзя посмотреть, как в других странах, и у нас такой же закон ввести?

– Ну у вас, ребята, и работка! – возмутился Вениамин. – Скорей бы уж я свое наказание отбыл. Какие люди тяжелые, претензии, главное, высказывают, как будто это я в их проблемах виноват. Чума вообще!

– Ой, да подумаешь! – вспылила Глаша. – Не хочешь здесь сидеть, так и вали отсюда. Около начальства, конечно, работка поинтереснее.

– Да ладно, ну что ты, Глаш, я ж просто так сказал, чтоб разговор поддержать. А давайте я кофейку сделаю.

И Вениамин, не дожидаясь ответа, ринулся в кухонный закуток. Глаша немного посомневалась и пошла за ним.