Он осторожно опустился на четвереньки на серую жесть.
Ветер холодил пот на лбу, и словно лед был под голыми ступнями, когда Симон подошел к краю и глянул вниз, на Фолькунгагатан. Наряд полиции и машина прибыли, пятеро полицейских в форме стояли на тротуаре. Белые и синие отсветы ложились на людей возле «Келлис», полицейские говорили с кем-то из толпы.
Медбургарплатсен слева, а справа видно до самого причала Стадсгордскайен с финскими пароходами.
Симон услышал, как полицейский лезет по пожарной лестнице. Понял: все кончено.
Он посмотрел вверх, на небо, подумал – не сдаться ли. Если позволить легавому схватить себя, у него, Симона, появится возможность рассказать обо всем.
Да, именно так могло бы быть. В другой жизни, в другое время.
Он закрыл глаза и принял решение.
– Не делай ничего, о чем потом пожалеешь, парень! – Тот же голос, который только что звал его. – Все в порядке!
Симон вспомнил того психолога, который говорил, что лучше всего ему было бы уехать куда-нибудь и немного отдохнуть. Уехать отсюда.
В Витваттнет.
Симон сделал глубокий вдох. Дайте мне умереть, как я хочу, подумал он.
– Нет, все совсем не в порядке, – устало ответил он и шагнул в воздух. – Идите к чёрту.
Фаза третья: Обработка
Идите к чёрту
Фолькунгагатан
Симон перевернулся в воздухе, увидел, как приближается жесткий асфальт. Он был стеклом, которое сейчас разобьется; тысячами проходили воспоминания. Одно, одно и несколько, одно наплывало на другое, все быстрее, и все быстрее он несся вниз, к Фолькунгагатан.
Жизнь, лишенная хронологии.
Симон в костюме: конфирмация. Событие, которое он потом отрицал всю свою короткую жизнь.
Симон в песочнице. Кто-то забрал его ведерко, он плачет. Мама сидит спиной к нему. Курит. Болтает. Курит. Болтает. Курит. Курит. Курит. Противный запах.