Ванья помотала головой.
– Меня будили в шесть, я вставал, завтракал, а потом садился за письменный стол и читал книги, которые он клал передо мной. Иногда он заходил и проверял, не отлыниваю ли я от чтения, мне не позволялось смотреть на что-то еще, кроме текста. У него из пасти брызгала слюна, и приходилось утираться рукавом, а потом пора было отправляться прямиком в школу. А когда я возвращался после школы домой, начиналась та же песня. Читать до самого обеда, после обеда возвращаться к себе и сидеть за столом, уткнувшись в книгу, пока не настанет пора ложиться спать и гасить свет.
Эйстейн закурил и подвинул пачку Ванье. Дрожащими руками она зажгла сигарету.
– Иногда я пытался притворяться, что читаю, – продолжал он. – Но я был плохим актером, не знал, как надо двигать глазами, чтобы выходило достоверно. Наверное, все хорошие актеры, сколько бы они ни говорили об эмпатии и вживании в роль, были психопатами. Наверное, можно научиться быть психопатом.
Ванья глубоко затянулась и взглянула в его мрачные глаза.
– Книги отняли у меня детство, – сказал он и отвел взгляд.
Как будто просил прощения.
Иво
Грев-Турегатан
Через калитку тянулась сине-белая лента полицейского ограждения. Патологоанатом Иво Андрич предъявил удостоверение, после чего его пропустили во двор.
На стене висела мемориальная доска. Андрич прочитал: «В доме, располагавшемся на этом месте, 2 июля 1868 года родился писатель Яльмар Сёдерберг».
Звонил Биллинг.
Поразительно жестокое убийство топором.
Словно убийство топором может быть не поразительным и не жестоким, подумал Иво и стал подниматься по лестнице. Олунд стоял у открытой двери квартиры, двое техников уже были на месте, а в глубине квартиры он заметил Йенса Хуртига, увлеченно беседующего с кем-то по телефону. У Хуртига был взбудораженный вид.
Олунд отступил в сторону, чтобы пропустить Иво.
– Надеюсь, ты сегодня не завтракал. Это ни на что не похоже.
Иво шагнул в прихожую и направился к двери, ведущей в гостиную.
Массивные стеллажи для книг, темно-коричневый кожаный диван и к нему столик с резными ножками.
– Как там Хуртиг? – спросил он, поворачиваясь к Олунду.
– Разговаривает с Биллингом. Похоже, Биллинг хочет, чтобы расследование вел кто-нибудь другой. Не спрашивай меня, почему.