– Двадцать седьмое декабря. Эта дата тебе о чем-нибудь говорит?
Хуртиг понял, что изображать неосведомленность бессмысленно.
– Да. Это мой день рождения, – сказал он, понимая, что жить ему осталось двадцать семь минут и двенадцать секунд.
Айман
Южная больница
Морфин блокировал сигналы в мозгу, которые отвечали за остроту чувственных впечатлений, и мозг для компенсации высвобождал бессознательное. Айман видела перед собой ту русскую куклу. Внешней оболочкой была женщина по имени Айман Черникова, переплетчик, опрятная библиотекарша.
Она все глужбе и глубже погружалась в себя. Раскрывала матрешки одну за другой, отпуская бессознательное на свободу.
Грудной ребенок глубоко внутри был ее братом. Айман знала, что он сделал, и вскоре она уже не думала о себе.
Она думала о Ванье. Начинала узнавать Ванью, так похожую на нее саму и совершавшую те же ошибки.
Ванья, которая резала себе руки.
Ванья, которая не знала точно, кто она и что делает на этой земле. Ванья, которая писала о том, что значит быть Ваньей.
Айман знала, что Ванья смотрит на одно событие в своей жизни как на поворотный пункт. Лето, когда ей было двенадцать.
Слова вернулись к Айман.
Ванья писала о муке «быть разорванной выбором».
Или там было «разорваться между двумя мирами»?
Ванья не хотела жить дальше. Чернота в сердце пожирала ее изнутри.
Где-то между «Лилией» и Нивсёдером, подумала Айман; теперь она была уверена, что знает – где.
Хуртиг
Промышленный район Вестерберга
Хуртиг понял, что попался на самый старый трюк в мире.