Стеклянные тела

Еще секунда – и ей оторвало бы голову.

Шварц увел девочку в свою машину, а Иво подошел к Олунду, который сидел на корточках возле исходящего рвотой юноши.

У того была пена на губах, он держался за живот, из носа капала кровь.

Едва увидев его, патологоанатом понял, что это отравление.

Эйстейн Сандстрём умирал.

Фаза четвертая: Переориентация

«I never would have started if I’d known

that it’d end this way.

But funny thing, I’m not at all sad

that it stopped this way[28]».

Идите к чёрту

Нарвик, четыре года назад…

Скорбь иногда столь же неизлечима, как смерть, и страдает лишь тот, кто отваживается жить.

И лишь тот, кто открылся настолько, что впустил в себя другого, может испытывать по-настоящему глубокую скорбь.

Скорбь Эйстейна Сандстрёма зовут Ториль Хегеланд – прекрасная комбинация реального мира и теории, глупости и ума, секса и разговоров. Он любил ее, но когда она умерла, он ее возненавидел.

Скорбь – это тоска, ненависть и любовь в одном-единственном тухло воняющем вдохе.

Погрузка руды, горнорудным предприятием, – причина того, что внизу, в гавани, облако пыли висит, как серый смог над долиной. Сухие гранулы забиваются в глотку, сопутствуют печали. Словно мешок пылесоса взорвался в воздухе, подумал он, отпирая дверь.

Район, в котором жил Эйстейн, назывался Харакири. Ряды студенческих домов в горной чаше погружены в тень круглый год. Даже летом солнце не в состоянии перебраться через зубцы гор.

И все же это Ториль, а не он, покончила с собой. Она, жившая с родителями в большом доме, на южной стороне в дорогом районе Нарвика. И он, который жил в студенческом общежитии в том уголке Норвегии, где частота самоубийств самая высокая в стране, и не имевший даже настоящих родителей.

У него был только Исаак.