Голод.
Хуртиг знал: надо успокоиться.
Но не получалось.
В течение одной секунды он успел подумать о девушке из бара, у которой на футболке был тот же рисунок, что и у этого закайфовавшего подонка. Изображение самоубийцы, называющего себя Голодом; картины мелькали в голове Хуртига в такт с ударами сердца.
Мальчик, который повесился в сарае.
Девушка, которая выпила смертоносный коктейль и выбросилась с балкона.
Обрывок дневника со словами
И еще другая девушка, устроившая так, что шею ей перерезал стальной трос, который она прикрепила к буксировочному крюку автомобиля.
Хуртиг услышал, как сестра говорит ему «люблю тебя», а потом увидел, как она висит в петле в студенческом общежитии в Умео.
В самом конце он увидел самого себя: как он поднимает эту чертову наркоту за воротник и с силой бьет в лицо. И еще бьет. И еще.
Когда он успокоился, то обнаружил, что прикусил себе изнутри щеку.
Молодой человек непонимающе таращился на него.
«Что за хрень тут вообще происходит?» – подумал Хуртиг.
Очень скоро он сообразил, что потерпел неудачу. Совершил жирную, мать ее, должностную ошибку. Нанес побои. Не предъявил удостоверения. Хуртиг сплюнул кровь. Рана во рту саднила.
– Лежать, – сказал он. – Я из полиции, и я видел, что ты дал той девчонке. Не двигайся, руки за голову.
Молодой человек не шевелился и не двинулся с места, пока Хуртиг обыскивал его. Кроме шприца, в кармане джинсов у парня оказался пакет с белым порошком.
Хуртиг помог ему сесть и закрыл дверь в кабинку.
Кто-то вошел в туалет и остановился возле писсуаров, нимало, кажется, не смущаясь тем, что они засорились. Парень не произнес ни слова. Через полминуты в желобе писсуара зажурчало, и дверь снова закрыли.
Хуртиг указательным пальцем постучал по груди парня, по футболке.
– Я готов забыть о том, что ты продаешь героин несовершеннолетним, что ты только что ширнулся и все-таки у тебя осталось еще столько же. – Хуртиг показал ему пакетик. – Я ищу человека, который называет себя Голодом. Где я могу его застать?