— Вовремя я приехал, — задумчиво сказал Кузьма, окидывая меня оценивающим взглядом. — Раз до таких признаний дошло, дело осталось за малым. Хорошо, что ты не блондин.
— ??
— Первую жену у меня увел такой же двухметровый гренадер. Блондин, эсэсовец гадский, — пояснил Кузьма. — И отчего их к дылдам тянет? Чуть опять не прозевал… Первые ее отчеты я читал, улыбаясь, — продолжил он, — особенно про этого еретника в одежде девятнадцатого века. Их уже сто лет никто не видел. И тут на тебе — в Горке! Колдун, который умер, не предав свою силу, бродит с позапрошлого века! Невозможно еретника сто лет сохранять! Его же кормить надо! А ест он в три раза больше живого. Их в предыдущие века из-за этого сами родственники уничтожали — объедали семью. Сразу было ясно: кто-то забавляется. Если б знать тогда, чем кончится…
— Не надо было тебе уезжать.
— Теперь и сам знаю, — вновь вздохнул Кузьма. — Но не мог отказаться. Жутко интересно. Такие люди! Епископы, архиереи — и как только смогли столько собрать! А отношение к фактам? Меня даже на детекторе лжи проверили.
— И ты согласился?
— Почему бы и нет? Любопытно.
— Результаты их устроили?
— Вполне. Правда, накануне меня два дня допрашивали. Каждую детальку требовали! Вплоть до того, сколько мерцающих искорок видел в чаше. Зато потом… Сразу три епископа предложили рукоположить меня в священники. Еле отбился. Один особенно доставал. Говорил: не готов священником, давай я тебя хотя бы дьяконом сделаю! Хорош был бы дьякон, рыскающий аки серый волк по ночам! У меня теперь духовник есть, обзавелся на конференции. Как я ему это на исповеди расскажу? Выгонит!
Он раздосадовано умолк, и некоторое время мы слушали неотчетливые голоса, доносившиеся из дома. Судя по всему, разговаривали Дуня с Ритой. Слышались восклицания и громкий смех.
— Скажи, — робко спросил я, улучив момент, — а как это?..
Я не договорил, но он понял.
— Не успел толком почувствовать. Сколько я был в той шкуре? Помню смутно… Первое ощущение — свобода: все, что обременяло меня, человека, исчезло — остались сила и злость. Даже не злость — ярость необыкновенная. Непреодолимое желание вцепиться, рвать на куски…
Он виновато взглянул на меня.
— Когда мы ехали обратно, и я сидел позади… Шея твоя была совсем близко, и я слышал, как в артериях журчит кровь. Так хотелось полоснуть по ней клыками! Извини…
— Поэтому ты положил морду на грудь Риты?
— Если б не она, я бы не вернулся к себе, — твердо сказал он.
— Повезло нам, что ее в подвале сразу не задушили. Спешили, видно…
— Да нет, не спешили, — мрачно возразил Кузьма. — Это специально. Чтобы подольше мучилась… Гнида! Все продумал. Ты обратил внимание: стенка, за которой прятали сокровища, была выложена в полкирпича, а та, где нашли Риту, — в полный? Мужик вроде нас с тобою сумел бы ее выбить ногами, пока кладка свежая, а вот женщина… Она и так чудом выжила. Видимо, где-то в старой стене есть трещина, через которую воздух поступал. Иначе задохнулась бы…
Он вдруг заулыбался, глядя мне за спину. Я оглянулся. На крыльце стояли Рита и Дуня. Рита была обычных в джинсах и футболке, а Дуня красовалась в вечернем платье Риты и ее туфлях. Радостно поглядывала на меня. Рита даже взбила ей волосы. Все стало ясно: пришло время прощальных подарков…