Пять костров ромбом,

22
18
20
22
24
26
28
30

Я представил, как неунывающий следователь прокуратуры Осипов потирает руки и приговаривает свое любимое: “Ну и ладненько!” Мне, милицейскому следователю, редко приходится иметь дело с трупами, разве что во время дежурства. Осипов же постоянно с ними в контакте, и, надо же, такой оптимист! Мне нравится, как он работает, никогда не поддается панике.

— Да, чтоб не забыть, в том месяце, когда Мозгунова утопили, неопознанных трупов в Оби, в районе Новосибирска, больше не находили, — закончил Вязьмикин и сложил на колени свои большие, как у кузнеца, руки.

— Николай Григорьевич, — наконец прорвался Свиркин, — а тот утопленник, которого Роман нашел, это точно Мозгунов. Яшкин, судмедэксперт, да вы его знаете, чего-то по амбулаторной карте сверил и дал заключение, что вместо художника похоронили Мозгунова.

Я встал из-за стола и подошел к окну. Солнце слепило глаза, снег почернел и начал оседать, но никто не торопился снимать шубы, холода могли вернуться. Не оборачиваясь, я произнес, как бы для себя:

— Где же в таком случае Ершов?

Заданный вслух вопрос прозвучал довольно глупо, ведь они пришли за моим советом. Однако, по наступившей тишине и сосредоточенному сопению за спиной я понял: ребята вновь перебирали все возможные ситуации. Иногда в нашей работе важна даже не дельная рекомендация, а хороший оппонент, который разрушает версии, кажущиеся тебе крепкими, глядишь, и на единственно правильную наткнешься. Роман и Петр, наверняка, уже многое передумали и не раз спрашивали себя: откуда у Мозгунова записная книжка художника, по я все-таки задал этот вопрос, повернулся и посмотрел на Петра, уж он-то обязательно имеет десятка два ответов.

— Может, Ершов подарил ее Мозгунову? — тут же выплеснул Свиркин.

— Ага, — хмыкнул Роман, — другу на память.

— Или Мозгунов украл ее, — слова предположил Петр.

— Спутал с бумажником, — подсказал Вязьмикин.

— А что?! Куфтин и Мозгунов запросто могли ограбить Ершова! — не унимался Свиркин.

— И поделили по честному добычу, — ухмыльнулся Роман.

Но Свиркина не так легко было остановить.

— А вдруг они убили его? — выдал он новую версию.

— Разумно мыслишь, — похвалил Вязьмикин, — они убивают Ершова, бегут в мастерскую и пишут на стенке: “На бледно-синем небосклоне свой прочерчу незримый след…” Заметь, в душе они поэты. Когда инсценировка самоубийства закончена, Куфтин топит своего соучастника, заметая таким образом все следы. А потом вдруг в, местах лишения свободы у пего пробуждается совесть, но не до конца, и он пишет явку о том, что случайно утопил Мозгунова и совсем забывает про Ершова.

На этот раз Петр обиделся:

— Ну что ты смеешься? Я же пытаюсь версии строить. А ты… — он огорченно опустился на стул и подпер подбородок руками, воткнув локти в острые колени.

Такие конфликтные ситуации между оперуполномоченными я наблюдал не раз, и поэтому не придал стычке значения, зная, что никаких последствий она не повлечет.

— А если они нашли труп Ершова и обобрали его, — настала моя очередь строить версии.

— Где же тогда труп? — недоверчиво покосился Вязьмикин.