Пять костров ромбом,

Увидев, что Роман вошел, плотный горбоносый мужчина сверкнул восточными глазами:

— А-а, ты уже вошел?! Так бы сразу. А то стучишь, стучишь. Я тоже стучу! Думаешь, слышно?!

— Здравствуйте, Вахтанг Давидович, — пробасил Вязьмикин.

Грузин изумленно отложил небольшой молоточек.

— Слушай, откуда ты меня знаешь? — он провел ладонью по отливающему синевой гладко выбритому подбородку.

Оперуполномоченный представился.

— Теперь понятно, дорогой, — насмешливо сощурился Челебадзе. — Проходи, что в дверях стоишь! — он схватил Романа под руку и потащил к тахте, стоящей у окна. — Садись, друг. У меня чача есть, из своего виноградника, мама прислала из Тбилиси.

— Я ж на работе, — прогудел Роман, невольно чувствуя расположение к этому открытому человеку.

— А я не на работе?! Да?! — возмутился Челебадзе, махнув рукой в сторону низенького столика, на котором поверх толстого коврика сырой резины лежал лист металла с проявляющимися очертаниями гривастой львиной головы. — Такой мужчина! — они снизу вверх посмотрел на Романа. — Что тебе двести грамм натуральной чачи?!

Вязьмикин покачал головой.

— Ну как хочешь, дорогой! Но от чая, я думаю, ты не откажешься. Настоящий, грузинский, не какой-то там индийский!

От чая Роман не отказался.

Колдуя над чайником, Челебадзе повернулся к оперуполномоченному:

— А теперь рассказывай, что привело ко мне?

— Ершов, — коротко ответил Вязьмикин.

Челебадзе нахмурился:

— Что Ершов?! Скоро год будет, как похоронили мы Сашку. Это, я тебе скажу, был художник! Таких по пальцам пересчитать можно. А в Союз художников никак пробиться не мог…

— Что так?

— Это длинная история, но тебе я ее расскажу, — разливая чай, ответил Вахтанг. — Ему было лень. Что ты так удивленно смотришь? Ты думаешь, такого не бывает? Не удивляйся. Ведь чтобы попасть в наш Союз, нужно выставляться. А каждый выставком это такая Голгофа! Работы у Ершова люксовые, но… не выставочные. У нас что на выставки берут? Последний выставком одни пейзажи и натюрморты отобрал. А я фрукты не рисовать, а кушать люблю, а рисовать я люблю женщин. Мои “ню” не взяли… А у него “Фауст”. Высший класс! Ты думаешь, взяли? Нет, ты не представляешь, что такое “Фауст” на нашем выставкоме… Слушай, ты почему чай не пьешь? — Челебадзе обиженно развел руками. — Если не нравится, могу индийский заварить.

Вязьмикин старательно хлебнул из стакана.