Шхуна Флая, сказал я себе, вот где она! В колонии!
Но санитарные машины выли уже на берегу, было некогда взирать на обломки прошлого. Не глядя на старика, я ступил в маслянистую, раздавшуюся под ногой воду. Только бы не было ям! А о броде этом они не знают! Не должны знать! Ведь всех, кто о броде знал, они давно упекли в колонию!
Я брел во тьме, по шею в бурлящей воде. Я хрипел и торопился, старался ступать как можно тверже и все же падал, окунался в несветящуюся мертвую воду.
Когда, измученный, я выполз, наконец, на песок, та мной, позади, в колонии моргачей фиолетовыми звездами сияли мигалки санитарных машин. А выше, где-то над Святой площадью, выступила вдруг из тумана все та же реклама: ШАМПУНЬ шампунь ШАМПУНЬ…
Представив растерянную физиономию Габера, я блаженно растянулся на грязном песке. Дождь, мелко сыпавший из невидимого неба, был кислый, противный, но он не портил мне настроение. Я знал — вертолет Консультации крутится где-то надо мной, в этом же невидимом, сожженном кислотами, небе. И Джек Берримен не может меня не заметить. Ведь он ищет сейчас даже не меня. Он ищет не промышленного шпиона Эла Миллера. Он ищет свой успех. Он ищет успех Консультации. Он ищет наше будущее. Другими словами — восемь процентов!
В демонстрационном зале Консультации чинно сидели шеф, Берримен и Кронер-младший.
— Эл! — заявил шеф. — Просмотри монтаж. Он почти без титров, но, наверное, ты что-то подскажешь.
И махнул рукой.
Свет погас. На экран брызнули белые, как бабочки, вспышки проектора. И сразу же прямо на нас глянули сумасшедшие выпуклые глаза моргача, придавившего собой голубя. Кадр за кадром…
Как в жутком сне проходили перед нами пропитые физиономии завсегдатаев бара “Креветка”, мертвые волны, плюющиеся ядовитой слизью, мерзкие домишки колонии моргачей. Панорама Итаки, разъедаемой кислотными дождями. Пустыня, покрытая серыми, как зола, дюнами… А потом па город, на пустыню, на дождь наплывом надвинулось лицо энергичного, уверенного в себе человека. Улыбаясь, он бросал срывавшимся с места голубям крошки раздавленной в ладони галеты.
— Президент “СГ”! — с уважением подсказал шеф. По улыбающемуся лицу президента пополз титр: “Гомо фабер…” Он обрывался многоточием. Но сразу же пришел следующий — “…против Гомо сапиенс!”
И мы увидели… Нойс!
Нойс стояла над пузырящейся кромкой грязной воды. На Нойс был алый купальник, ослепительно яркий даже на ее загорелом теле.
Океан был мертв. Океан был страшен.
Нойс была жива. Нойс была прекрасна.
— Кто эта женщина? — не выдержал Джек.
— Моргачка! — Ответил я грубо.
Повинуясь камере, лицо президента “СГ”, лицо Нойс, лицо моргача начали совмещаться, образуя одну жуткую, нечеловеческую маску, крест-накрест пересеченную титрами:
ebooksa