— Вас будут спрашивать?
— Да, может быть, Габер. Может быть, Сейдж. Но вы знаете, — я в “Креветке”!
На полпути к Старым дачам радиотелефон захрипел. Вызывали мой номер. Я не откликнулся, но телефон не отключил.
— Машину Гарриса видели у клиники, — перекликались незнакомые голоса.
— Привратник подтверждает.
— Так чего вы ждете? — вмешался в радиотелефонный разговор Габер. — Вышлите наряды в клинику. Перекройте все выходы на шоссе.
Я усмехнулся — они будут искать не там. И посмотрел на часы. Три часа ночи. Мое время истекло, но я был уверен — мне, как всегда, повезет.
Машину я бросил на берегу, сразу возле кирпичной стены, отгораживающей от мира Старые дачи. Именно это место называл Брэд, рассказывая мне о резервации моргачей. Мотор смолк, меня сразу обступила гнетущая тишина. Светились гнилушки развалившейся от ветхости шхуны, чуть плескался у ног слабый накат.
Вдали над водой вспыхивали слабые огоньки постов, охраняющих выходы сточных вод.
Затянув пояс эластичной непромокаемой куртки, я медленно вошел в маслянистую неприятную воду, погрузился по плечи, поплыл, преодолевая тошнотворный тяжелый запах.
Раза три я отдыхал под осклизлыми каменными быками, на которых лежали мощные трубы. Раза три вспыхивали надо мной зажигалки солдат охраны, доносились приглушенные разговоры. И все же я заплыл далеко, так далеко, что попал в зону водоворотов, над которыми стояли серые шапки скользкой не расходящейся по воде пены. Я осторожно заполнил пробирки водой из труб, водой океана, пеной, затянул их специальным пластырем и спрятал за пояс.
“Вот и все”.
Но это было еще не все.
Вода попала под куртку, заполнила башмаки. Если бы куртка не вздулась одним большим пузырем, я давно погрузился бы на самое дно. Я совсем выбился из сил, пока не выполз, наконец, на отмель, прямо под кирпичную стену Старых дач.
Луч прожектора пробежал по берегу, чуть не задев меня, уперся в стену, ушел вправо.
Держась в тени, я пробрался в какой-то загаженный вонючий переулок (а может, так пахло от меня) прямо в резервацию моргачей, в самый ее центр, такой темный и безмолвный, что, казалось, тут нет ни единой души.
Одну за другой я рвал на себя обшитые цинком двери, ни одна не поддалась. Собрав силы, я перемахнул через забор. И замер.
В тусклом свете фонаря прямо передо мной сидел на плоской ступеньке сгорбленный седой старик и с идиотическим упорством пытался пересчитать пальцы на положенной на колено собственной руке.