– Да, конечно, – отвечал Эрри, – Я останусь при вас и буду очень рад, если вы соизволите взять меня на службу.
– Вот и славно, – сказал принц, – и вы об этом не пожалеете. А что касается жалованья, то платить я вам буду столько же, сколько получал человек, который был до вас: двести экю в месяц! Достаточно ли этого?
– О да, этого вполне достаточно, я вас благодарю!
И вот с тех пор стал наш молодой человек повсюду сопровождать сына короля Ирландии, куда бы тот ни направился, и вскоре сделался его другом, так что трудно было принцу, если вдруг Эрри приходилось его покинуть, пусть даже ненадолго. Бретонец был бы просто счастлив, если бы только мог при этом не вспоминать о своей сестре. День и ночь он будто слышал отца, который говорил ему: «Ты плохой брат и непослушный сын! Где твоя сестра?» Он слышал и голос своей любящей сестры, которая звала его вернуться обратно, он видел во сне ее, опечаленную, видел, как она плакала, жаловалась сама себе, но ни одна живая душа не могла ее услышать.
Все это так мучило молодого бретонца, что он стал опасаться, не заболела ли его сестра, а то и хуже того – вдруг взяла да и умерла с горя.
Каждую ночь в своей комнате Эрри, как только оставался один, запирал за собой дверь и то плакал навзрыд перед портретом сестры, то целовал ее изображение.
Спальня сына короля Ирландии была рядом со спальней Эрри. Принц слышал, как тот плачет и причитает. И вот однажды он спросил у бретонца:
– Хватит, друг мой, скажите мне, что это за причитания, которые я от вас слышу каждую ночь, когда вы остаетесь один в комнате? Только, прошу вас, не надо отпираться, расскажите мне, что же вас так печалит, и, если смогу, я вашей беде помогу.
– Благодарю вас, но ничего меня не печалит, а если вы и слышите, что я плачу по ночам, то это, наверное, я во сне вздыхаю. Кто или что может причинить мне боль, ведь я так счастлив рядом с вами?
– Ну что ж, тем лучше, – отвечал принц, – если ничто вас не беспокоит. Ведь мне больно и горько было бы расставаться с вами, я бы по своей воле никогда этого не сделал!
Бретонец знал, что принц говорил правду, что он был счастлив быть рядом с ним, но как бы ему это ни нравилось, он не мог оставить сестру одну. Он не переставал о ней думать ни ночью, ни днем и, как только представлялась возможность, бежал к себе в комнату, чтобы полюбоваться на ее портрет.
Молодой принц видел, что душа его друга омрачена какой-то нелегкой думой, о которой тот не осмеливается рассказать, стал повнимательнее и догадался, что с его другом происходит что-то серьезное. Каждый раз когда Эрри уходил к себе в комнату и возвращался оттуда, принц спрашивал его:
– Долго же вы там пробыли! И почему это вы так часто от меня прячетесь?
Бретонец хорошо понимал, что ему тяжело будет отпроситься на побывку к сестре, и мысли об этом еще увеличивали его горе. Он все больше и больше причитал, плакал и вздыхал в своей комнате перед портретом сестры.
И вот однажды принц снова услышал все это, и захотелось ему разузнать, что же все-таки происходит с его другом.
– Может быть, – сказал он себе, – он болен и не решается сказать мне об этом. Надо выяснить, в чем тут дело.
И он пошел посмотреть, в чем же дело. Но далеко идти ему не пришлось, он остановился перед дверью, которая была заперта изнутри.
На следующий день первым же делом принц спросил бретонца:
– Мой друг, вы что-то от меня скрываете, и, если бы вы не заперли от меня вчера дверь, я бы узнал, в чем дело. Вчера вечером я снова слышал, как вы плакали (и это было не в первый раз!) и рыдали, словно Мария Магдалина. Если вы больны или вас гложет какая-то печаль, скажите мне об этом, и, если смогу, я чем-нибудь вам помогу. Очень некрасиво, что вы от меня скрываете то, у вас на душе. Вы же знаете, как я вас люблю, и нет ничего, что помешало бы мне сделать для вас доброе дело, как только я узнаю, что у вас за беда.
– Да ничего я не прячу, совсем ничего, – отвечал молодой человек. – Вы слишком добры ко мне. Я уже говорил вам, что те причитания, которые вы слышали, у меня невольно вырываются, когда я сплю, потому что, когда я просыпаюсь, я ничего такого за собой не помню.