Капитан Антракоз

– И он на всякий случай сделал копию своих записей и отослал их кому-нибудь, кто находился вне подозрений?

Триника заметно оживилась. Фрей чувствовал себя таким умным, что и не представлял толком, куда деваться от своего величия.

– Он отправил бумаги сыну! – воскликнул Дариан. – Вот откуда Грист узнал о шаре! И о том, что открыть дверь сумеет демонист. И о документах из архивов Флота – тоже!

– Вы полагаете, что Грист-младший их сохранил? – встрепенулся Крайлок. – Вы должны их вернуть! Если результаты исследований окажутся в нужных руках… это же будет конец пробужденцам! – Он откинулся в кресле и замер.

– Конец пробужденцам, – повторил он вполголоса. – Если информация попадет к эрцгерцогу… он передаст записи Совету канцлеров… Действительно – пробужденцы больше века занимались демонизмом! Кровь и сопли!.. Маурин будет хохотать над ними из могилы. – Глаза старика вспыхнули. – Надо достать их во что бы то ни стало!

Фрей поднялся. Триника встала одновременно с ним.

– Сначала следует найти самого Гриста, – заявил Дариан. – Северное побережье Мардука… Похоже, уже есть, с чего начать. – Он энергично встряхнул сухую лапку Крайлока. – Спасибо вам за помощь, профессор.

– Записи! – напомнил Крайлок, когда посетители покидали кабинет. – Не забудьте!

Выйдя за дверь, Триника искоса взглянула на Дариана.

– Капитан Фрей, я потрясена, – криво усмехнувшись, произнесла она. – Причем второй раз за три дня. Что с тобой творится?

Фрей и сам находился под впечатлением от собственных достижений.

– И ты не отставай, – просто сказал он.

Глава 26

Больница. – Изыскания Крейка. – О чем договаривались

Больница возвышалась на холме сразу за городской окраиной. Она занимала старинное здание с множеством окон, некоторые из которых ярко светились. Карнизы по углам потрескались, на стеклах виднелись трещины, выщербленные стены обросли мхом. Темнота скрывала лишь часть признаков ветхости.

Крейк уныло глазел на этот мрачный пейзаж с заднего сиденья моторной кареты. Водитель сгорбился за рулем, надвинув на лоб фуражку, будто они ехали навстречу могучей буре. Однако ночь была безветренной. Жутковатую тишину нарушало только тарахтение двигателя.

Больничную территорию опоясывала высокая стена, а от жалобно скрипевших на ржавых петлях ворот вела длинная гравиевая дорога. Земля, по которой они проезжали, оказалась неухожена: траву никто не косил, кроны деревьев разрослись. Наконец, карета затормозила. Крейк сверился с карманными часами (он не опоздал) – и вылез.

– Подождите меня здесь, пожалуйста, – попросил он шофера. – Я не задержусь надолго.

Тот вместо ответа отсалютовал и вновь застыл, словно был каким-то механизмом из научно-фантастического романа. Он нервировал Крейка. Ему не нравилось молчание водителя, его неподвижность и нарочитый стоицизм. В другое время Грайзер не обратил бы на подобные мелочи внимания, но теперь он постоянно раздражался. Случалось, что он без видимой причины впадал в ярость. А порой оказывался излишне эмоционален и почти плакал из-за пустяков. Даже Плом старался избегать общения с коллегой. Сам же Крейк в основном проводил дни и ночи в святилище Плома. И чем дольше он там оставался, тем меньше ему хотелось иметь дело с внешним миром.

Но иногда необходимо чем-то жертвовать.