– Я привык.
– Ну, у меня, пожалуй, найдется для тебя работенка.
Я рывком оттянул ворот. Все эти годы я вилял и нырял, приставал ко всем экспедициям старьевщиков. Чем больше времени я провожу в необитаемом центре города, тем меньше шансов попасться властям.
– Что у тебя?
Доберман придвинул стул напротив и заговорил хриплым шепотом:
– Собираю партию. Напрямую в сердце города. Выходим в ближайшие дни. Максимум через неделю. Хочешь пристегнуться?
– На что нацелились?
Доберман развернул гибкий экран. Перебирая толстыми тупыми пальцами, вывел на него схему улиц, собранную из материалов аэросъемки и зарисовок старьевщиков.
– Вот на это строение, – ткнул он ногтем.
– Почему это?
– На вид важное, – сказал он так, что ясно было: причины меня не касаются – во всяком случае, пока я не в деле. – Идешь?
Я откинулся назад.
– Тебе ответ прямо сейчас нужен?
Доберман прищемил себе пальцами раздутые ноздри и фыркнул.
– У меня время не лишнее. Говорят, Брандт с компанией приметили это местечко, а я хочу поспеть первым.
Когда-то мы с Корделией имели дело с Эдуардом Брандтом. Его вся тарелка знала. Моральных принципов у него было – как у голодного волка. Впрочем, кто я такой, чтобы судить? Всю жизнь скулил, что надо валить, а при виде «Тети Жиголо» перетрусил и бросил сестренку.
Как бы я ни задирался, но всерьез никогда не ждал, что мне предложат выход с тарелки. Про побег многие судачили, как про выигрыш в лотерею или находку клада. Мало кто ждет, что такое выпадет ему. Мне дали шанс уйти, а я выбрал остаться. И хуже того, отпустил Корделию. Что с ней теперь сталось? Может, погибла. А мне много ли с того пользы? На деньги той остролицей бабы, Ломакс, я продержался пару месяцев. После того едва наскребал на хлеб и понятия не имел, чем буду жить дальше. Вернуться к Калебу и проверить, сдержала ли Ломакс слово прислать еще, я не решился. Надо было на что-то жить, а что я умел, кроме ремесла старьевщика? Только вот стоит ли дело того, чтобы столкнуться лбами с Брандтом?
– Дай мне подумать. – Я вытер ладонь о грубую ткань штанов. – Когда собираетесь выйти?
Доберман показал в усмешке острые зубы.
– Прямо с утра, как только шары наберут половинную яркость, сразу после окончания комендантского часа. Брандт выходит в среду, а я хочу оказаться на добрый шаг впереди. – Он оттолкнул стул и встал. – Пока он соберется, мы на день пути уйдем в лабиринт.