Inferente. История одного письма

«Я уже не знаю, что делать. Каждый день борюсь с собой, чтобы снова браться за работу и исполнять свои обязанности. И выходных не предусмотрено. Кто же знал, что это окажется так непросто… У меня всё валится из рук, и скоро начнётся нервный тик от того, что я не могу сделать нормально то, что нужно. Весь день за рабочим столом, или в переговорах. Из меня явно не лучший делок. За всем этим даже неба не видать… Что мне делать?.. Была бы я таким же хорошим квартирмейстером, как Дрейк, не пришлось бы безвылазно сидеть в кабинете. Но опускать руки я не собираюсь. Нет, Небесная Лисица не бежит с поля боя, поджав хвост! Я должна добиться хоть какого–то успеха.»

«Стараюсь не опускать руки, хотя они упрямо стремятся вниз. Сегодня мне не удалось выбить для нас самые выгодные условия. Корсак говорит, что сделка прошла отлично, но думаю, он хочет меня подбодрить. Я‑то знаю, что можно лучше».

«Я устала. Так устала, что слов нет. Кажется, я снова заболеваю. Кто ж знал, что жизнь на воздушном судне может приносить столько рутины, если работать с бумагами…»

Я пролистала дальше, но суть не менялась. Здесь я записывала только самые тяжёлые чувства. Всё положительное и даже средне плохое я оставляла для дневника. К этому блокноту прибегала лишь когда хотелось выть от отчаяния.

И все эти записи так или иначе касались того, как я устала работать квартирмейстером. Мне было сложно, и радовали только переписки и встречи с друзьями и, как ни смешно — то, что мы с Дрейком занимали одинаковые должности. Дополнительный повод для чувства общности.

Я до самого вечера продолжала перебирать памятные вещи и записи. В том периоде было немало хорошего — мы нередко виделись с ребятами, летали вместе на концерты, обыскивали заброшки и делились найденным, устраивали посиделки у костра и веселились. В дневнике меня ждало множество воспоминаний, и почти каждая строка наполняла радостью и теплом. Некоторые страницы говорили о трудностях, но большинство — о том прекрасном, что я хотела сохранить.

Хорошего было и впрямь много. Настолько, что я стала забывать, сколько трудностей стояло у меня на пути. И как тяжело было выполнять эту работу, если всей душой я хотела быть пилотом.

«Не романтизируй своё прошлое здесь. Оно не было идеальным».

Я забыла, а вот Дрейк — нет. Он как никто другой видел, как сложно мне даётся эта работа.

Что ж… Придётся признать: я не должна быть квартирмейстером «Рассветного Путника». Им должен быть Филс, и, если честно — каким бы сморщенным черносливом он ни был, а работу свою знает. И, полагаю, это — его призвание. Его должность.

Он мне не конкурент.

От этих мыслей мне вдруг стало легко и приятно.

Дрейк был прав.

Я не квартирмейстер, я — пилот. И это лучшая профессия, что могла со мной случиться. Потому что она — моя.

Улыбаясь этим мыслям, я вышла из каюты и поняла, что мне даже немного стыдно перед Филсом. И каково же было моё удивление, когда я тут же его увидела.

Он стоял на палубе и держал в руках кусок бумаги размером с тетрадь, внимательно глядя на него. Кажется, это была фотография. Странно, но сейчас его обычно озадаченное и раздраженное лицо выглядело необычно спокойным.

Я подумала, что не стоит нарушать его хрупкого душевного равновесия, и уже хотела уйти, когда из–за угла выскочила Луна. Заметив меня, дракон ринулась навстречу мимо Филса, зацепила его и тот от неожиданности выпустил фото из рук.

Лёгкий ветер подхватил его и тут же отнёс за борт.

— Твою ж..!

— Луна, принеси!