Сыскарь

Ни на секунду не усомнился, что передо мной групповой портрет Жмыха с приятелями. Похоже, Холмову придётся меня немного подождать. Есть дело куда поважнее ограбления чьего-то там арсенала. Если на утро запланированы облавы, то Жмыха с компанией могут повязать, а то и вовсе пристрелить. И тогда я ничего от них уже не добьюсь. Даже если они живы останутся, то рассказывать мне хоть что-то могут уже и не захотеть. А ведь только гоблины могут вывести меня на след Бронева. Уверен, не просто так они особняк Трёхгорнова навещали. Замазаны они в этом дерьме, к гадалке не ходи. А значит, и с Броневым как-то связаны. А тот, в своё время, единственный оставшийся подозреваемый ещё и в деле убийства Снежина. Только через волостного комиссара я смогу выяснить, кто из высшей знати, снюхавшись с пермяками, замутил всю эту катавасию с заговором. Только он, прижатый моими свидетельскими показаниями, может расколоться, сознаться в убийствах князя с бароном и подтвердить ещё чьё-либо участие в заговоре против герцога.

А то у меня из достоверных сведений только показания Златоустова о причастности Кыштымова и Сыростанова. Те, конечно, ещё кое-какие фамилии мятежных помещиков называли, но, дойди дело до допроса, могут отбрехаться, сказав, что всё придумали, дабы на Златоустова посильнее впечатление произвести. И вообще, просто хотели у соседа землицу отжать таким образом, а про заговор вообще не в курсе. А то и вовсе скажут, что Златоустов со страху сам всё выдумал и их оклеветал.

Не знаю, захочет ли герцог жёсткие методы допроса к этим прохиндеям применять. Как-никак дворяне, а к ним отношение особое может быть. А Бронев-то точно из «подлого сословия», с ним никто цацкаться не будет.

Чёрт, что-то мне аж самому противно стало от собственных размышлений. Без году неделя, как среди этих баронов и графьёв вращаюсь, а всё туда же. Уже согласен комиссара на пытки отправлять, только потому, что тот не из дворян.

Но с другой стороны, он сам виноват. Где трупы, там и я его в видениях наблюдаю. А показания мертвецов — это вам не шухры-мухры. Трупы врать не умеют. А то, что Митиано комиссара защищает, так это ещё ничего не говорит. Особенно учитывая, что орк сам тот ещё мутный типчик.

Кстати! По-моему, самое время для прояснения ситуации.

— Митиано, — выйдя из Управления, я застал газага поджидающим меня в нашем трофейном авто, — имеется у меня к тебе очень животрепещущий вопрос по поводу твоей личности.

— Говори, — орк выглядел безмятежно спокойным и благодушным. Однако я был уверен, что с ним не всё в порядке, и мои сомнения пора было либо развеять, либо подтвердить.

На всякий случай я сунул руку в боковой карман сюртука, куда заранее переложил пистолет. Теперь у меня оставался лишь один полностью снаряжённый магазин (пришлось дома из тумбочки выгрести завалявшиеся там последние три патрона и добить недостачу). Но для разборок с орком, если до них дойдёт, и этого хватит вполне. В случае чего, пальну в громилу прямо через ткань сюртука, не вынимая «макарки» из кармана. Видел я подобный финт в какой-то киношке. Думаю, и у меня он прокатит.

Опять-таки, тут же полно народу. И сыскари, и жандармы — снуют все туда-сюда. Без поддержки не останусь. Единственное, не известно, как охранники газаги на воротах поступят, если я в орка стрелять начну. Насколько тут их лояльность герцогу расовую взаимовыручку пересиливает?

Ну да раз заикнулся, не замолкать же на полуслове.

Держа руки в карманах, я стоял возле машины, напряжённый, как струна. Ещё и чуть покачивался взад-вперёд, перемещая вес тела с мысков башмаков на каблуки и обратно. Почему, сам не знаю. Не самая разумная поза при беседе с человеком, в которого скоро возможно понадобится стрелять. И уж тем более, с орком. Но тело моё словно выиграло войну за независимость от мозгов и действовало по своему собственному разумению.

— Хотел узнать у тебя, вот если мы в твою станицу приедем, Фимка признает в тебе брата, или заявит, что впервые видит самозванца?

Спросил, а сам чуть ли не вспотел. И рукоять пистолета так сжал, что, ещё немного, и пальцы судорогой бы свело. Уж очень сильно волновался. В отличие от орка, который мои слова совершенно спокойно воспринял.

— Мнится мне, — ухмыльнулся он, — что самозванцем назовёт. Давно догадался?

— Подозревать давно начал, — нарочито небрежно пожал я плечами, пытаясь не выдать своё нервозное состояние. — Когда ни одного следа от попаданий дротиков у тебя не заметил. Но тогда подумал, что мазь твоя и впрямь такая волшебная, мигом всё заживляет. Но вот в доме Рощина шрам твой застарелый увидел. И уж тут всем сомнениям конец настал. Работай твоя мазь столь чудотворным образом, даже от такого жуткого шрама ты бы давно избавился. Не на память же ты его сохранить решил. Так кто же ты такой, Митиано? Или как мне тебя теперь называть?

***

— Так и называй, — добродушно подмигнул мне орк. — Никто не должен знать, что рядом с тобой не увалень захолустный, а кто другой.

— Ты думаешь, по тому, как ты дерёшься, никто не поймёт, что ты не простая деревенщина? Готов биться об заклад, настоящего Митиано эльфы на ремни бы порезали. А с тобой они справиться не смогли, что тогда в борделе, что нынче дома.

— А кто об этом расскажет? — ухмыльнулся орк. — В живых никого не осталось.