Отпрянув от зеркала, Станислав Гагарин мельком взглянул на пораженного произошедшей со Сталиным метаморфозой германского фюрера.
«Довелось вот и с Гитлером пообщаться, — со странной веселостью, в которую перерос вдруг охвативший было страх, подумал писатель. — Тираннозавром я был, муравьем-социалистом тоже… Может быть, в фюрера превратиться? А что! Сочинителю и не такое подвластно…»
Отогнав праздные на сей момент мысли, он приветственно поднял руку, махнул на прощание сталинскому гостю и выглянул в приемную. Сидевший за столом Поскребышев поднял голову и недоумевающе глянул на незнакомого человека.
— Вы к кому, товарищ? — спросил он.
— Субстанция есть причина самой себя, — ответил писатель. — Или ничего не существует, или существует так же и существо абсолютно бесконечное. Вам известно, товарищ Поскребышев, что в вечности нет никакого
— Чего-чего? — переспросил Поскребышев, поднимаясь из-за стола.
Цитаты из сочинений Бенедикта Спинозы не смутили помощника вождя, рука его уже легла на кнопку звонка общей тревоги.
— Бесконечная способность мышления, объективно существующая в природе, один из атрибутов субстанции, — разъяснил Станислав Гагарин и резко бросился к двери, которую уже открывал возникший вдруг охранник.
Писатель сбил его, ударив головой в живот, увернулся от второго, долговязого парня в гимнастерке без знаков различия, проскользнул в комнату, примыкавшую к приемной, и бросился по крутой лестнице вниз.
Он слышал голоса и тревожные звонки наверху, но за ним никто не гнался, и Станислав Гагарин понял, что удачно выбрался на запасный ход.
А что потом? — мелькнула мысль. — Меня наверняка ждут во дворе. Кремлевский дворец, разумеется, оцепили.
Он подумал: ему необходимо найти некий выход, который вовсе не в том, чтобы исхитриться уйти от погони.
Тут лестница кончилась, и писатель оказался перед дверью, за которой, он это чувствовал, находилось решение, существовал выход из существующего положения.
— Зеленая калитка, — вслух произнес Станислав Гагарин. — Сейчас я открою ее и увижу брусчатку кремлевского двора, где меня ждут изготовившиеся к стрельбе люди Лаврентия Павловича. Но за дверью может оказаться и вовсе другой мир. Что или кто определит его обличье?
Писатель взялся за ручку двери и помедлил, размышляя.
— Всегда будь самим собой, — напомнил он себе. — Тогда Машине станет не под силу обманывать тебя электронным наваждением.
Он решительно толкнул зеленую калитку и вошел в собственную квартиру.
XXX. НАСТАВЛЕНИЯ ЛОМЕХУЗАМ
Варвары или, если хотите, аборигены суть баранье стадо, а мы для них волки. Все же хорошо знают, что бывает с овцами, когда волки забираются в овчарню…
Толпа баранов закроет глаза на все еще и потому, что мы пообещаем вернуть им отнятые свободы, после усмирения врагов мира и укрощения политических партий.