Виктор молчал, расковыривая гипс на руке. Павел задумчиво смотрел то на обрез, то на пальцы, будто снегом, припорошенные гипсовыми крошками. Белые крошки сыпались и на клеенку.
— Пошли, — вдруг решившись, сказал Павел.
Виктор медленно поднялся, потерянно промямлил:
— Я только оденусь…
— Не надо.
Они вышли во двор. Павел направился к толстенному березовому комлевому чурбаку, служащему для колки дров. К комлю был прислонен тяжелый колун. Положив обрез на чурбан, Павел сказал:
— Бей.
Взяв колун в здоровую руку, Виктор неловко размахнулся. Обух пришелся по замку, потом по стволу. Он бил и бил, вбивая в древесину обломки замка, цевья, коверкая трубку ствола. Когда обрез превратился в бесформенные обломки, раскиданные вокруг чурбана, Виктор осторожно прислонил колун к чурбаку и встал рядом, баюкая больную руку. Павел подобрал обломок спусковой скобы, на которой сбоку был выбит номер:
— Значит, не ты у сторожа ружье стащил?
— Нет. Это мы нашли у деда Кузьмина в столярке, когда тот умер.
— Ну, теперь понял?
— Понял…
— И что же ты понял?
— Что по дурости чуть в тюрягу не угодил…
— Н-да… Выходит, ни черта ты не понял… Зря я Михаилу Северьянычу обрез не отдал еще вчера…
Павел вышел через калитку и сразу же увидел Михаила Северьяновича сидящего на лавочке. Присел рядом. Долго молчали. Наконец милиционер спросил:
— Номер-то, какой был на обрезе?
Павел молча подал ему обломок спусковой скобы.
— Не тот… Вот незадача, думал, нашел… Что ж делать-то будем?
— Не знаю… Только не могу я их в тюрьму засаживать…