Ефрейтор Икс [СИ]

22
18
20
22
24
26
28
30

Не спеша, пообедав, он в три часа вышел из дому и поехал в Университет. На улице уже светило солнце, было свежо и приятно пахло молодой тополевой листвой. Дождь прибил уже начавший лететь тополиный пух, и он не лез назойливо в нос и глаза. В центре города на асфальте блестели лужи, кое-где еще бежали ручьи к водостокам. Знатный дождичек прошел… Выйдя из автобуса, Павел зашел в ближайший магазин, купил бутылку дагестанского коньяка. В прохладном полутемном вестибюле Университета сердце тоскливо сжалось; сколько воспоминаний связано с этими стенами, со старым скрипучим паркетом, сколько надежд тут осталось… С еще большей силой накатила злость на Гонтаря, и исчезли последние сомнения, в том, что это он стремится убить Павла. Он ведь всегда был собакой у печки, а быть ректором престижного Университета, к тому же котирующегося чуть пониже МГУ, это не шутка. За такое тепленькое местечко и десяток писак положить не жалко…

Поднявшись на второй этаж, он прошел по коридору, остановился перед знакомой дверью. Глубоко вздохнул, успокаивая расходившиеся нервы, и толкнул дверь. Она легко отворилась, в приемной никого не было. Судя по тому, что стол секретарши был девственно пуст, она уже ушла домой. Дверь в кабинет была приоткрыта, оттуда послышался знакомый вальяжный голос:

— Кто-о та-ам?

Павел распахнул дверь и ввалился в кабинет, широко разводя руки:

— Евгений Михалыч! Сколько лет?! Сколько зим?! — растянув губы в радостной улыбке до ушей, Павел ринулся к столу. — А я шел мимо, дай, думаю, зайду… Михалыч, дорогой! Да ты и не изменился совсем! Только седины прибавилось…

Гонтарь сидел за столом, оторопело таращась на Павла. В черной шевелюре его ярко белели седые пряди, в черной бородке тоже появилась белая проседь. А вообще он был умопомрачительно красив и респектабелен. Студентки, видимо, поголовно влюблены в него с первого по последний курс, не считая аспиранток. Павел подошел к нему, присел, облапил и легко поднял из кресла. Тиская в объятиях, тараторил:

— Михалыч, да ты что? Не узнаешь, что ли? Ладно тебе… Давай разопьем мировую. Я ж на тебя не в обиде, я даже рад, что ты меня из аспирантов выпер. Я ж теперь известный, и где-то даже знаменитый писатель. А был бы зачухонным кандидатом биологических наук… — и от полноты чувств поцеловал своего бывшего научного руководителя в щеку, при этом качественно обмусолив не менее половины щеки. Посадив его на место, Павел сел в кресло для посетителей, достал из сумки бутылку, принялся откупоривать, сказал деловито: — Где у тебя стаканы? Или ты совсем аристократом стал, из рюмок пьешь? Доставай рюмки. Я ведь тоже стараюсь хорошие манеры выработать. Как-никак элита…

У Гонтаря, наконец, прорезался голос:

— Что вы себе позволяете?! А ну убирайтесь из кабинета!

Павел улыбнулся еще шире:

— Михалыч, да брось ты! Давай дернем коньячку, и забудем старые распри. Фирсова все равно уже не вернуть… А еще лучше, давай мириться на японский манер, там так смертельные враги мирятся; сначала ты меня трахни, а потом я тебя. И будем с тобой повязаны на век… — Павел снова обежал стол, на ходу расстегивая штаны, рывком стащил джинсы вместе с трусами, и сунул свою объемистую задницу прямо под нос Гонтаря. Как и у всех культуристов, злоупотребляющих приседаниями и становой тягой, задница у Павла была внушительная.

— Да я сейчас в милицию позвоню! — заорал Гонтарь и потянулся к телефону.

— В милицию? А это мысль… — задумчиво протянул Павел, застегивая штаны.

Он взял со стола телефон, взвесил в руке, солидный аппарат, наворочено черт те что. Наверное, и автоответчик, и определитель номера имеются. Широко размахнувшись, он ударил самого себя телефоном по уху. Ухо враз онемело, через полчасика распухнет, превратится в форменный пельмень. У Гонтаря отвисла челюсть. Павел вновь размахнулся, и на сей раз заехал себе по лицу, к тому же очень удачно попал по скуле, скоро глаз заплывет великолепным фингалом. После этого широко размахнулся и врезал телефоном Гонтарю по физиономии. И тут Павел испытал поистине физическое наслаждение, будто Оксану трахал. Столько лет ему хотелось заехать Гонтарю по физиономии, что это желание влезло аж в подкорку. Телефон жалобно пискнул и развалился на части.

Павел очень натурально всхлипнул, и жалобно проныл:

— Чего ж это вы меня телефоном-то бьете, Евгений Михалыч?..

Гонтарь, наконец, пришел в себя, вскочил с кресла, Павел удачно сунулся лицом к его голове и получил темечком по носу, нос тут же онемел. Размазывая кровь по лицу, Павел отступил к двери, плаксиво проныл:

— За что, Евгений Михалыч?..

Гонтарь бросился к двери, но Павел остановил его несильным ударом в челюсть, потом добавил мощную пощечину. Хоть борода и смягчила удар, но треск, видимо, можно было слышать и в коридоре. Гонтарь мгновенно оправился от нокдауна, и видимо вспомнил, что сам был боксером. Приняв стойку, он довольно умело пошел в атаку. Павел подумал, что выиграть первенство города, к тому же такого, где имеется институт физкультуры, мог не менее чем мастер спорта. Но средневес Павлу страшен не был, к тому же бывший боксер, уже лет двадцать не вылезавший на ринг. И он принялся избивать Гонтаря с изощренной жестокостью. Бил по физиономии, намеренно не вырубая. Сбивал на пол, и несильно пинал ногами, стараясь попасть по копчику. Гонтарь пощады не просил, сжав зубы, бросался и бросался в атаки, косясь на дверь, видимо, надеясь улучить момент, и прорваться к выходу. Иногда Павел намеренно пропускал удары, после чего, глумливо ухмыляясь, канючил: — За что, Евгений Михалыч?!. Впервые в жизни Павел испытывал неимоверное наслаждение из-за того, что избивал человека. В заключение, Павел свалил Гонтаря на пол, схватил за волосы, и принялся тыкать физиономией в ковер. Когда он его отпустил, и вскочил на ноги, с намерением продолжить экзекуцию, Гонтарь сдался; он лежал на полу, хлюпал разбитым носом, и не пытался подняться. Павел несильно пнул его, проговорил:

— Валерку убил, а теперь и от меня, единственного свидетеля, собрался избавиться? Не получится! Я тебя, козла, сразу вычислил, потому как некому меня, и не за что убивать. Только тебе я опасен. Но ты здорово просчитался, завтра же во всех газетах и по всем телеканалам разойдется занимательная история, как ты Валерку Фирсова замочил…