— Он сказа-ал, пое-ехали! И взмахнул рукой! И-и-эх! Словно вдо-оль по Питерской, Питерской, Питерской… Пр-ронесся над Землей!
Сашка с Васькой вырубили двух каких-то громил, кинувшихся то ли разнимать, то ли на помощь, и они втроем прорвались к выходу. Тогда-то и возникла идея, пойти на реку и смыть грязь, налипшую на них в этой паршивой забегаловке.
Димыч продолжал, чуть кивнув на Павла:
— Если вот этот парень вздумает разобрать тебя, и твою забегаловку на запчасти, твоя крыша в полном составе сбежит на Мартинику. Знаешь, где Мартиника?
— Н-не знаю…
— Вот то-то же… Иди, учи географию, и не нависай толстым брюхом над нами. Мой кореш, когда кого-нибудь нечаянно мочканет, всегда тоскует. Видите ли, жалко ему безвинно погибшие души… А тут он аж двоих мочканул… — и, больше не обращая внимания на охранника, властным жестом подозвал официанта, в вальяжной позе прислонившегося к стойке, и явно приготовившегося любоваться, как двоих лохов вышвырнут из кафе.
Когда официант убежал, выполнять заказ, Павел попросил:
— Дай-ка телефончик… Или, это для управления большой напряг, личные звонки оплачивать?
— Напряже-ется… — обронил Димыч, вытаскивая из кармана телефон.
Павел набрал домашний номер Оксаны. Она почти сразу взяла трубку, пропела:
— Алле-у?..
Павел сказал:
— Привет, Ксана. Чего стряслось?
— Паша? — ему показалось, что голос ее был испуганным.
— Да-да. Чего случилось?
Она долго молчала, дыша в трубку, наконец, выговорила:
— Паша, мне предлагают замуж пойти…
— Вот так так! Недели не прошло, как мы виделись, а ты уже замуж выскакиваешь!
Павел бодро и весело говорил в трубку, а самого его, будто по кишкам током шарахнуло, и будто в глазах потемнело. Никак он не может привыкнуть к тому, что его женщины бросают!
— Паша, это мой старый знакомый. Мы с ним уже хотели раз пожениться, но потом поссорились. Теперь он пришел, прощения просит… А я не могу… Мне ж совсем невозможно уже без тебя… Позови, а?.. — ее голос был на пределе слышимости, и Павел вдруг перепугался чего-то.