Когда машина, развернувшись, укатила, Павел расслабленно огляделся по сторонам, подумал лениво: — "Торчит где-то топтун… Может, пойти, морду ему хоть набить?" — но мысль возникла и исчезла. Он прошел в калитку, вошел в подъезд. При виде него, Ольга всплеснула руками:
— Господи! Опять пьяный…
Павел проворчал хмуро:
— С Димычем нагрузились… От безысходности… — и быстро раздевшись, пошел в душ.
Но вода была теплой, и его начало стремительно развозить. Выбравшись из кабинки, он дотащился до колонки, открыл кран и лег под тугую струю, проворчал самокритично:
— Пить надо поменьше… А то сейчас придут козлы убивать, я и защититься не смогу…
Пока он ужинал, Ольга мыла в тазу посуду и осуждающе поглядывала на него. Павел раскаяния не показывал, а пытался делать вид, что абсолютно трезв, и адекватен окружающей действительности. Но получалось у него видимо плохо, потому как Ольга все больше и больше хмурилась. А потому, торопливо доев жареную картошку и закусив ее куриной лапой, Павел отправился спать. Как и вчера, только он ткнулся головой в подушку, как тут же заснул.
Наутро он проснулся довольно поздно, Ольги уже не было. Бодро насвистывая, он вышел во двор, встал под душ, и тут вспомнил, что Оксана выходит замуж, и ему стало невыносимо тоскливо. Надо же, какой-то шустряк только с помощью штампика в паспорте овладеет этим красивым, гибким, сильным телом, и будет лапать его липкими немытыми руками. Павлу почему-то казалось, что руки непременно будут липкими и грязными… Он помотал головой, и пошел под колонку, вода в бочке показалась ему слишком теплой.
После водных процедур, он уселся в шезлонге, жмурясь на солнце.
…Вилена пришла к нему в больницу второго сентября. Видимо, тридцать первого она приехала с каникул, которые проводила дома, первого числа металась по Университету, выясняя все подробности о Павле, а второго заявилась в больницу. Как обычно в совдепии, к больным посетителей не пускали. Если на ногах, пожалуйста, тащись в холодный грязный холл, там и общайся с близкими. А если лежачий, лежи и не возникай. Хотя встреча с близким человеком, возможно, тебя бы сразу на ноги поставила. Вилена надела свой лабораторный белый халат, и прошла вахтера, с независимы видом своего человека. Увидев ее в дверях палаты, Павел не удивился, только безмерно приятное тепло разлилось по всему изломанному и израненному телу.
Она присела к его постели, сказала смущенно:
— Здравствуйте, Павел Яковлевич…
Тут вмешался разбитной, не в меру общительный парень с соседней койки:
— Сестричка, а вы что, новенькая? Такую симпатичную я бы давно заприметил…
Вилена повернулась к нему, гневно сверкнула глазами и высокомерно выговорила:
— Лежите спокойно, больной. Мне надо с Павлом Яковлевичем поговорить.
— Сестричка! Да о чем с ним говорить?! У него же все, что ниже пояса, давно атрофировалось… — парень неприятно заржал.
Теперь уже Павел повернулся к нему, сказал угрожающе:
— Дай поговорить, а? Не будь скотиной. А то ведь у меня то, что выше пояса, не атрофировалось…
— Че ты сказал? Че ты сказал?.. — запетушился парень, начиная сваливать на пол толсто загипсованную ногу.