— Вам должно быть это знакомо, — жалобно вздохнув, сказал он. — Она была такая дерзкая, совсем как вы, но ее талант ведения беседы поразил меня. У меня было такое чувство, что мы с ней могли бы говорить о чем угодно.
— Но чем же вы говорили?
— О, о достижениях науки, о дирижаблях последних конструкций в Европе, — она ведь итальянка, я говорил вам? — о том, что социальное воздействие разработок Бэббиджа и его команды никто никогда не мог предви...
— Вы на самом деле знаете, что может увлечь девушку, Букс.
Он покраснел и сделал глоток стаута из появившейся перед ним кружки.
— Нет, мисс Браун, я этого не знаю.
Это признание застало ее врасплох, словно неожиданно выскочивший из тени сутенер.
— За решения, которые я принимаю в своей жизни, ответственность несу только я сам.
Элиза так и не поняла, было ли это его убеждение, либо же он просто хотел заверить в этом самого себя. На всякий случай она придержала язык, а он продолжал:
— Я выбрал карьеру архивариуса, руководствуясь мотивами, которые — я в этом до сих пор уверен — являются самыми лучшими и правильными. Но последний поворот событий, включая и ваше появление на другом конце моего письменного стола, заставил меня задуматься, не допустил ли я ошибку.
— Вы просто воспользовались представившимся шансом, — предположила она.
Он сокрушенно кивнул.
— Именно это я и сделал.
В ответ Элиза рявкнула на него так, что он вздрогнул.
— Так значит, вы считаете себя изгоем министерства только потому, что какая-то убогая потаскуха смогла одурачить вас?
Он нервно постучал костяшкой пальца по столу.
— Нет необходимости так обобщать, мисс Браун.
— Судя по вашим рассказам, Букс, вы все это время слишком усердно работали на королеву и империю. Вы забыли о существовании мира вокруг вас, мира, где есть столько впечатлений и переживаний.
— У меня в жизни немало переживаний, мисс Браун.
— Да что вы говорите? — Элиза сделал большой глоток пива, а затем неторопливо облизала с губ белую пену. — Тогда расскажите мне, Веллингтон Торнхилл Букс, эсквайр, каким образом вы развлекаетесь?