Беглая книга

22
18
20
22
24
26
28
30

— Это ты решил, а не я. И потом, для моей же безопасности будет лучше, если я буду знать, кто именно мог приходить к Матвееву, кроме меня и Тамары Борисовны. Это, скорее всего кто-то из нашей среды. Может быть, кто-то, с кем я постоянно общаюсь в МГУ или в родном НИИ. И он ходит где-то со мной рядом и ищет удобного случая.

Володя задумался:

— Да, к Матвееву мог войти только свой человек… Сейчас посмотрю бумажку, где я это записал, может ты знаешь, кто это.

Я минут пять слушала относительную тишину в трубке.

— Вот нашел, — послышался уже спокойный Володин голос. — Мне этот номер дал один мой коллега, а ему… сейчас прочту, неразборчиво написано… Песков… Александр Песков. Знаешь такого?

— Знаю! Один очень милый человек с Истфака. Я никогда не поверю, чтобы он мог такое сделать. И потом, он же не филолог, а историк.

— А кто говорит, что это он? И почему ты считаешь, что убить мог только филолог? И потом, он-то как раз. скорее всего, не при чем. Эх, знала бы ты, с каким трудом я раскопал этот телефон! Там была целая цепочка. Вообще, чем дальше в лес, тем толще партизаны. Я только сейчас начинаю соображать, какая нездоровая суета была вокруг этого номера. Добывали его как секретную информацию. — Володя помолчал: то ли задумывался (что вряд ли), то ли выдерживал эффектную паузу. — Господин Песков дал этот телефон не мне, а моему другу Федьке. Ты его не знаешь, мы с ним сначала в армии служили, потом я пошел на Фил— он на Истфак, потом ушел оттуда… Не важно все это, кто куда пошел, не об это речь. Важно, что Песков, когда давал телефон Федору, заставил его клясться всеми страшными клятвами, что этот номер не узнает никто из посторонних. Из тех, кто к науке не имеет никакого отношения. Три раза переспрашивал, для кого это нужно и зачем.

— А он объяснил, почему такая строгость?

— Да, все элементарно, Ватсон. Дедушка старый, одинокий. У него роскошная квартира в высотке в центре города. И эта квартира в случае его смерти достанется нашему любимому во все дырки государству, если, конечно же, не объявятся наследники. А объявиться им неоткуда. Детей у него нет, племянников тоже, внуков и подавно.

— Да, он мне сам говорил, что было уже много желающих…

— Вот именно! Взять старичка под крылышко, а за это либо прописаться в его квартире либо получить ее по завещанию, либо еще не знаю какие ходы. От доброжелателей отбою не было. Но старичок как-то умудрялся отбиваться. Я так понимаю, они все ожидали, что будут иметь дело со старым маразматиком, а он был умнее нас всех. И дверь открывал только своим, научным. Бдительный был дедок. До смешного доходило. Федька мне рассказывал про какого-то историка, который тоже просил телефон Матвеева и получил его после того, как Матвеев лично звонил в Питер и узнавал, есть ли там такой…

— В Питер? Историк из Питера?! — Я чувствовала, как ноги у меня подкашиваются. Почему мне вдруг стало так страшно, я поняла уже позже.

— Ой, Ритуля, я не помню точно. Да что ты так встрепенулась? Тебе та питерская история покоя не дает?

— Володя, узнай, пожалуйста… Это очень важно… если тебя не затруднит…

— Кто этот историк?

— Да…

— Узнаю. Но только при условии, что ты после этого забудешь обо всей этой истории. Обещай!

— Перед лицом своих товарищей торжественно обещаю! — попробовала отшутиться я.

— Рита, обещай серьезно. Я выясню насчет телефона, потому что это важно для твоей же безопасности. А про книгу — забудь. Если что с тобой случится — я твоих лягушек кормить не буду.

— Ладно, Володя, обещаю… — скрепя сердце соврала я.