Флэшбэк

22
18
20
22
24
26
28
30

— Хай, — прокряхтел Сато. — Верно, Боттом-сан. Более или менее. В этом смысле Япония сбросила неудобную для нее демократическую оболочку, навязанную извне и никогда не отвечавшую нашим культурным традициям, и вернулась к чему-то вроде правительства бакуфу, что дословно означает «палаточный лагерь». Или, если хотите, к сёгунату. Сёйи-тайсёгуны — сильные лидеры, понимавшие в военном деле и в экономике, — правили Японией на протяжении многих поколений.

— В Средние века, — сказал Ник, не скрывая издевки.

— Да, Боттом-сан. Наши Средние века продолжались почти до двадцатого столетия, пока вы, американцы не заставили наш остров и нашу культуру открыться остальному миру. Но будьте осторожны со своим презрением, Боттом-сан. Сёйи-тайсёгун означает «великий генерал, который усмиряет восточных варваров».

— То есть нас, — сказал Ник. — Гайдзинов. Иностранных дьяволов.

— Хай. Иностранных, но не дьяволов. Так думают и говорят китайцы. Это они — величайшие в мире расисты. Не японцы. Вероятно, точнее всего будет перевести «гайдзин» как «чужак».

— Но ваш босс, мистер Накамура, хочет стать современным сёгуном.

— Конечно. Так же как главы кэйрэцу Мунэтака, Морикунэ, Тоёда, Омура, Ёрицуго, Ямасита и Ёсияке.

— Есть некий Омура — советник в Калифорнии, и некий Ёрицуго — советник где-то на Среднем Западе, в Индиане или Иллинойсе?

— Хай, Боттом-сан. И в Огайо.

— Значит, должность федерального советника здесь — важный шаг к сёгунату в Японии?

— Да, возможно. Зависит от того, что станет здесь с советником и главой кэйрэцу: добьется ли он успеха, заслужит ли хорошую репутацию или потеряет ее. Ведь за последние десятилетия вернулось и еще кое-что — древнее, давно забытое, но глубоко укорененное в нашем сознании представление о чести, мужестве и самопожертвовании как о главнейших вещах. Бусидо, кодекс воина, утверждающий, что честью нельзя поступаться даже перед лицом смерти, снова определяет мысли и поступки многих японцев.

— Включая и… как его… сэппуку — ритуальное самоубийство, если ты потерпел неудачу.

— О да.

— Но в чем смысл? — спросил Ник.

— Смысл, Боттом-сан?

— Вы, японцы, — жертвы той же демографической ситуации, которая погубила Грецию, Италию, Голландию, Россию и другие страны, о которых мы говорили. Жертвы падения рождаемости. Греки практически исчезли. В половине европейских стран местное население, по существу, вытеснено иммигрантами-мусульманами…

— Да, Боттом-сан, но Япония не допускает такого притока иммигрантов — ни мусульман, ни корейцев, никого.

— Но я говорю о другом. Уровень рождаемости у вас все падает. Когда мне было двадцать, в Японии жило сколько человек? Около ста двадцати семи миллионов. А теперь, двадцать с небольшим лет спустя? Около девяноста?

— Примерно восемьдесят семь, — уточнил Сато.

— И население быстро уменьшается, — продолжил Ник. — Почти сорок процентов его — старше шестидесяти пяти лет. Это старики. Маленькие японцы больше не бегают по татами, не растут, чтобы занять рабочие места, прийти на ваши фабрики, поступить в вашу армию. Какой смысл Накамуре — или любой другой большой шишке, миллиардеру, главе кэйрэцу — становиться сёгуном в стране, населенной одними старыми пердунами?