— Вы отравили меня, — повторил он.
— Вы здесь, не так ли?
— Зачем? — спросил Билли. — Почему я здесь? Что происходит? Вы обязаны… дать мне объяснение.
— В самом деле, — согласился священник. — А вы обязаны нам жизнью. — Его улыбка обезоруживала. — Значит, и вы, и мы в долгу друг у друга. Послушайте, я знаю, вы хотите знать, что произошло. А мы хотим это объяснить. Поверьте, вам
Он старался говорить нейтрально, но легкий эссекский акцент все же чувствовался.
— Вы скажете мне наконец, что все это такое? — Билли посмотрел вокруг в поисках выходов. — От Дейна вчера я добился только…
— То был трудный день, — перебил его священник. — Надеюсь, вы чувствуете себя лучше. Как вам спалось?
Он потер руки.
— Что вы мне подмешали?
— Сепию. Разумеется.
— Чушь! Чернила головоногих не вызывают
— Это была сепия, — сказал священник. — Что вы видели? Если были видения, значит, она подействовала. Простите за такое, немного грубое, погружение. У нас действительно не оставалось выбора. Время работает против нас.
— Но зачем?
— Затем, что вы
Итак, кубизм родился из неспособности художника. Билли перешел к другой картине, более традиционной — тучный, сплющенный гигантский спрут разлагался на каменной плите, окруженной ногами в болотных сапогах. Быстрые, размашистые удары кистью.
— Зачем вы меня одурманили?
— Это Ренуар. А вон там — Констебл. Достенструповская — так мы называем чернильную эпоху. Она длилась, пока мы не вырвались из облака сепии.
Внезапно Билли стал различать работы Мане, Пиранези, Бэкона, Брейгеля, Кало. Такое ощущение.
— Меня зовут Мур, — сообщил священник. — Я очень сожалею о том, что случилось с вашим другом. От души желал бы, чтобы мы это предотвратили.
— Я даже не знаю, что случилось, — сказал Билли. — Не могу сказать, что это за тип…