— Не за что, — сказала женщина, пуская слюни. — Как я понял, у вас ко мне предложение. Относящееся — э-э — к нынешнему диспуту.
— Верно, мистер… да. Нас интересует, сможете ли вы нам помочь.
После консультаций, основанных на крайне экзотических топографо-патологических критериях, именно в Криклвуде муниципальная полиция разместила своих необычных детективов из отдела ПСФС и их высококвалифицированный вспомогательный персонал — секретарш, не смущавшихся информации, которую им приходилось вводить в компьютер, и патологоанатомов, готовых проводить аутопсию каких угодно тел, в любом состоянии и невзирая на причину смерти. Варди, Бэрон и Коллингсвуд встретились с одной из них, доктором Харрис, в ее холодной лаборатории. Они хотели еще раз взглянуть на останки из подвала музея.
— Вы велели мне оставить все как есть, — заметила она.
— А теперь я велю вам вскрыть эту проклятую штуковину, — сказал Бэрон.
Через полчаса, после лазерного надреза и осторожных действий рычагом, сосуд на стальном столе распался на две половины. Лежавший между ними человек почти полностью сохранил свою позу, приданную цилиндрическим сосудом, и выглядел так, будто все еще прижимался к стеклу.
— Вот, — сказала Харрис, показывая лазерной указкой на труп, а покойник взирал на нее пристально, будто утопленник. — Как я вам и говорила. — Она дотронулась до горловины бутыли. — Он никоим образом не мог там оказаться.
Детективы из ПСФС переглянулись.
— Я думал, что, может, ваша точка зрения изменится, — сказал Бэрон.
— Никогда. Он никак не мог оказаться там, если его не поместили внутрь при рождении и не оставили там расти. С учетом его татуировок и других очевидных обстоятельств — категорически невозможно.
— Хорошо, — сказал Бэрон. — Мы сюда пришли не за этим. Верно, леди и джентльмены? Что известно о методах подозреваемых? Не видим ли мы характерных признаков? Мы сюда пришли, чтобы выяснить насчет Госса и Сабби.
Госс и Сабби. Госс и Сабби!
Коллингсвуд была уверена в своей правоте. Андерс Хупер отличный оригамист, но это дело ему поручили в основном потому, что он, как новичок, не мог узнать заказчика.
Он, конечно, не был моложе ее самой, но, как со скупой похвалой сказал Варди, «Коллингсвуд не в счет». Пусть ее методы расследования неортодоксальны, знания — неполны, но она серьезно изучала мир, в котором действовала. Главы из его истории она читала в хаотичном порядке, но все-таки читала. Как же могла она не узнать Госса и Сабби?
Пресловутый обход пабов «Козлищами Сохо» с Кроули[21] во главе, закончившийся четверным убийством, — при воспоминании о фотографиях Коллингсвуд до сих пор закрывала глаза. Расчленение Сингеров, пока Лондон с трудом оправлялся от Великого пожара. Ходоки на Фейс-роуд в 1812 году — это были Госс и Сабби. Несомненно, они. Госс, Король Укокошников — такой титул присвоил ему один цыганский интеллектуал, не пожелавший, явно из крайней осторожности, обнаружить свое имя. Сабби, который, по слухам, был выведен в стихотворении Маргарет Кавендиш как «дитя мяса и злобы».
Госс и долбаный Сабби. Парочка, скользящая сквозь историю Альбиона, исчезая на десять, тридцать, сто благословенных лет, чтобы вдруг вернуться,
Госс и Сабби были специалистами широкого профиля. Пытаясь выяснить, в чем заключалось их умение, — сверхсила, как по-прежнему считала Коллингсвуд, — она получала лишь одно: Госс —
Впервые Коллингсвуд прочла о них в факсимильной копии документа семнадцатого века, где описывался злодей с длинными руками и его при жизни мертвый сын. Несколько недель она, незнакомая со старинными шрифтами, полагала, что их зовут Гофф и Фабби. Позже они с Бэроном от души над этим посмеялись.
— Фначит, так, — сказала она. — В фамом ли деле это работа Гоффа и Фабби? — (Бэрон и теперь коротко усмехнулся.) — Похоже это на их обраф дейфтвий?
В этом и состояла проблема. Никакого образа действий у Госса и Сабби не было. Бэрон, Варди и Коллингсвуд разглядывали законсервированное тело под разными углами, обращались к своим записям, делали новые, кружили вокруг трупа, бормоча что-то себе под нос или вполголоса переговариваясь.