— Ясно. Значит, дрыхнет.
Коллингсвуд приходилось видеть, как работает Варди. Он рыскал по всему Лондону, допрашивая неформалов, проводил огромную работу по онлайновому тралению. Иногда с исступленной сосредоточенностью он шел по следу от книги к книге, прочитывал абзац в одной, бросал ее и хватал другую из осыпающейся груды у себя на столе, а то вдруг вскакивал, находил на полках третью и читал ее по пути обратно: когда он снова садился, с книгой уже было покончено. Казалось, он обнаружил целостную увлекательную историю, доставленную контрабандой по кусочкам в бесчисленном множестве книг. А еще Варди медитировал — бывало, подолгу сидел с закрытыми глазами, обхватив руками подбородок и порой раскачиваясь. Такой транс длился от нескольких минут до часа.
«Как по-вашему, что скрывается за всеми этими костями панголинов?» — мог спросить его Бэрон, имея в виду новосозданную причудливую секту, или: «Есть догадки насчет того, что жрица разумела под “кровяным клеем”?», или: «Где, по-вашему, могли они принести в жертву мальчика?»
«Не знаю в точности, — отвечал Варди. — Есть пара идей. Мне надо подумать». И его коллеги притихали, а Коллингсвуд, если была в комнате, строила рожу — ну и задница, мол, — а иногда притворялась, что собирается плеснуть в него кофе, и тому подобное.
В таком состоянии Варди пребывал долгое время, потом открывал глаза и говорил: «К панцирю это никакого отношения не имеет. Панголины, они двуногие. Вот в чем все дело. Вот почему похитили танцора…» Или: «В Гринфорде. Ну конечно. Где-нибудь в раздевалке неработающего бассейна. Быстрее, времени мало».
— Он никак не может продвинуться с этим спрутом, — заметил Бэрон. — Когда я в последний раз его видел, перед ним лежали заметки о консервации Арчи и куча статей о метаболизме спрутов. А еще несколько брошюр о плавании «Бигля».
Коллингсвуд задрала брови.
— Я ни черта не могу разнюхать о том деле в Путни, — сказала она. — Слишком много всего происходит. Долбаный спрут всех довел до края. Вы не поверите, сколько чудил сюда названивает.
— Как же вы управляетесь?
Коллингсвуд издала непристойный звук.
— Идите подальше, шеф, — сказала она.
Рассказывать Бэрону о новом навязчивом кошмаре — ее выбрасывали из машины, мчащейся прямо на кирпичную стену, — Коллингсвуд не стала.
— Но оно определенно по нашему ведомству, это дельце в Путни?
— Да уж, никак не отвертеться. Этакие синячища.
На каменистом берегу нашли безжизненное тело, неприличными толчками колышущееся в приливной волне. Это оказался журналист, специализировавшийся по трудовым отношениям, — его, видимо, забили насмерть. Дело передали в ПСФС после того, как патологоанатом указал, что четыре обширные раны на груди мужчины немного смахивают на след от одного-единственного удара невозможно огромного кулака.
Бэрон глянул на свой экран.
— Почта от Харрис.
— Значит, я права? — спросила Коллингсвуд.
Она отвергала версию, что тело, найденное в подвале — «Забудем на минутку, что оно не могло влезть в ту долбаную бутыль, босс», — не имеет отношения к пропаже спрута, что это свидетельство давних и темных бандитских разборок, а Билли набрел на бутыль в момент повышенной чувствительности. «В нем что-то такое есть, — говорила тогда Коллингсвуд. — Несомненное чутье. Может, из-за сильнейшего стресса он что-то и уловил».
— Та-ак, — протянул Бэрон, откидываясь к спинке. — Порядок, значит. Вам, Кэт, это должно понравиться. Вы были правы.