Три выбора

22
18
20
22
24
26
28
30

И Королева была хороша, и ее саксофон раскрыл музыку Бизе-Бекмамбетова с новой стороны, но не это стало главной доминантой восприятия. Есть там у них один альтист!.. Джазовый ритм он не только чувствовал и выносил на публику положенной ему долей партитуры, но ещё и вводил непредусмотренную композитором, но очень эффектную партию ударника, исполняя её на собственном лакированном ботинке правой ноги. Вытянутый – по моде! – носок его концертного туфля в совершенном согласии с дирижерской палочкой Миши Рахлевского «держал ритм» виртуозно. Он буквально взвивался над сценой и, мгновение спустя, «стремительным домкратом» мчался вниз. Я был буквально зачарован и знакомой музыкой, и ее новыми смысловыми ветвями, привитыми к классическому «музыкальному тексту» Бекмамбетовым, и очаровательной саксофонисткой, и, конечно, этим дополнительным инструментом камерного оркестра.

С первых же аккордов ностальгические чувства пробудили атавизм советского отношения к музыке и почему-то захотелось, подобно энтузиасту-речнику из «Верных друзей», крикнуть: «Хабанеру давай!». Но, предвосхищая этот порыв души, саксофонистка, поразительно похоже изображая своим инструментом голос Тамары Синявской, выдала мне такую Хабанеру, что слезы восторга подступили к глазам!.. И вот сейчас, в ресторане, эта музыка снова звучала у меня в ушах…

Но кончилась одна музыка, и тут же зазвучала другая. Всё-таки это была, вероятно, специальная здешняя программа «под горячее». И Владимир Иванович вдруг попытался подпевать гремящей из ресторанных динамиков «Свадьбе» в исполнении Муслима Магомаева. Я почему-то нисколько не удивился тому, что не имевший никакого музыкального слуха Владимир Иванович начал слаженно и синхронно с Муслимом:

По проселочной дороге шел я молча

И была она пуста и длинна…

Но тут память подвела Владимира Ивановича, он забыл слова и продолжал молча открывать рот в такт музыке, издавая обычное в таких случаях мычание.

Я уже хотел было помочь Ктолину и вступить «третьим голосом», как возле нашего столика неожиданно выросла странная военная фигура. Нет, это не был «Пушкин в летном шлеме». Но возникшая фигура была не менее странной. Странность её заключалась в том, что фигура эта принадлежала ладной восточного вида широкобедрой женщине в красивом мундире – подпоясанном декоративным шартрезовым ремешком кителе цвета лягушки в обмороке и юбке чуть ниже колен, с лихо посаженной на голове береткой. В белых перчатках эта явно официальная дама держала какую-то бумагу.

Строго взглянув на слегка ошалевшего Ктолина, дама спросила:

– Известно ли вам, что это помещение относится к нашей дипломатической миссии в вашем Емельяновске и на ней действуют законы нашей республики?

Мы, естественно, «были не в курсе», а потому отреагивали поначалу неопределенно-дипломатическим мычанием и меканьем. Но я быстро нашелся:

– В нашем Емельянове действуют наши законы! А что там делается в каком-то Емельяновске, где, вероятно, по недоразумению, приютили вашу «миссию» – я не знаю.

Даму это, впрочем, ничуть не смутило, и она продолжила:

– Но это не имеет значения – «незнание закона не освобождает…»

И тут же резко спросила:

– Почему нарушаете?

Владимир Иванович, все ещё не понимая ничего, ответил тоже вопросом:

– Что нарушаем?

Дама поднесла к лицу бумагу и прочла:

«Указ Президента».

Тут в диалог вступил я: