Вчера сорока на хвосте принесла, что Старовыйнов в Мокву собрался. А у него с «Химтранзитом» давний контракт, ещё со времен, когда он «Ипотехом» был. И не исключалось, что эти Васи сойдутся «вась-вась». А Старовыйного зацепить – пол-Волглой командовать будешь…
И мой человек был в гостях позавчера у твоего «Васи» – нюхал воздух. Очень его допек там какой-то Цигнус дурацкими техническими вопросами на своем птичьем языке. Ведь у моего человека образование – три класса школы КГБ… А как там пахнет Карпычем, он так и не узнал… Вот я и решил тебя побеспокоить.
И документики, что ты сейчас принес, про многое сказали – там на столе лежит проект договора Василича с Карпычем, из которого откат как на ладошке виден… А еще ты мне и Петровича из Амгарска открыл – жирный омуль оказался. И в «Юкоси» теперь «подземный ход» будет…
Из кармана отца раздалась мелодия «Тореадора». Он вынул мобильник и отрывисто сказал:
– Да, слушаю… Письмо? Какое ещё письмо?.. Ладно, сейчас подойду.
Он встал, взял со стола бутылку «Курвозелье», поставил ее в бар, незамысловато замаскированный под книжный шкаф, кивнул на оставшуюся бутылку и, усмехнувшись, со словами:
– Не увлекайся, Мефодий! Я скоро буду, – направился к двери.
Глава 21
Да что же это! Никак, и вправду закемарил? В голове плыли какие-то обрывки разговора и фамилии: Мигунчик, Гусиевич, Старовыйнов… И после таких-то моих снов кто-то ещё смеет утверждать, что я мало думаю о работе?! Да провались она в Тар-Тарары! Что, у меня других интересов нету? Вот ведь светится на экране моего монитора письмо от Него Самого!
Я отправил ему свою книгу два месяца назад, а третьего дня написал письмо, в котором спрашивал – дошла ли бандероль? – и задавал три «предметных» вопроса.
По поводу книги он написал, что получил ее, стандартно поблагодарил «за оказанную любезность», сообщил, что успел только пролистать ее и пообещал внимательно ознакомиться с «небезлюбопытным (так я перевел его оборот „not deprived curiosity“) ее содержанием, если обстоятельства позволят ему уделить этому достаточно времени».
Первый мой вопрос был достаточно традиционным и задан без особых надежд на существенную информацию – просто «для разгона». Сформулировал я его так: «Что было самым приятным для Вас, когда Вы узнали о присуждении Вам Нобелевской премии?»
Однако ответ оказался гораздо более содержательным, чем я предполагал. Эверетт написал, что он узнал об этом факте – «тайном соблазне полдороги» для всякого ученого, ибо такая награда отделяет ветвь восходящую от нисходящей на научном пути – из официального звонка из Стокгольма. Потом, уже «по своим каналам», он выяснил обстоятельства обсуждения этого вопроса в Нобелевском комитете.
Оказалось, что оно проходило в острой «подковерной» борьбе экспертов и членов Нобелевского комитета, весьма «по разному» относившихся и к месту его теории в современной физике, и к нему лично.
ebooksa