— У вас притупился глаз, — тихо сказал Курт, не дав сослуживцу ответить. — Ничего, случается с возрастом. Не огорчайтесь.
— Сейчас у меня нет сил выговаривать тебе за нарушение субординации, — Керн удрученно опустил голову в ладони, потирая пальцами глаза, и убавил тон. — Положим, так. Если говорить без пристрастия, иных прекословий у меня нет, как нет и других предложений: не вижу, что еще мы можем предпринять, кроме обычных действий.
— Итак, Вальтер?
— Да. Пусть он говорит. Но… Гессе, никаких инициатив, ты уразумел? Помня твою горячность (я выражусь так мягко), я дал указание страже. В одиночку тебя к камерам не подпустят; кстати сказать, Густав, дабы ты не мнил, что тебя это не касается: тебя не подпустят тоже. Никого. Дело слишком серьезное, и малейшая оплошность может все погубить. Говорить будет он, но ты, Густав, ты обязан быть рядом, каждый миг, должен слышать каждое слово, все удерживать под контролем! Ты должен иметь возможность в любой момент заткнуть рот ему или ей. Мой приказ ясен? Каждому из вас?
— Вполне, — почти пренебрежительно усмехнулся Курт, отвернувшись; обер-инквизитор насупился:
— Или ты хочешь, чтобы еще один твой арестованный обнаружился в петле?.. Если у вас всё, то — вон оба.
— Старика тоже можно понять, — примирительно сказал Райзе уже в коридоре, когда оба направлялись к подвальной лестнице. — Отвечать за все ему, не нам.
— Ты забываешь, что у вас есть
— Плохо ты старика знаешь, — с явной обидой и даже некоторым отчуждением коротко откликнулся Райзе и ушел на три шага вперед, больше ничего не говоря и не оборачиваясь. Заговорил он, лишь когда оба остановились у запертой двери подвала. — Прежде, чем войдем, хочу кое-что знать. То, что ты сейчас сказал, не является ли правдой в некоторой части? Если ты впрямь хочешь поквитаться с ней за то, что она сделала…
— Я сказал не это. Но я понял, что тебя тревожит. Отвечаю. Я способен держать себя в руках, я не потеряюсь и не сорвусь; если я скажу, что на самом деле непритворно спокоен, ты мне не поверишь, верно?
— Скорее всего, нет.
— Как угодно, — кивнул Курт сухо. — Это к делу не относится. Я буду вести себя как должно, это главное. Идем?
Райзе взглянул на его лицо с пристальностью, словно пытаясь увидеть что-то за ним; наконец, вздохнув, кивнул:
— Бог с тобой, академист. Идем.
В подвал он вошел первым; Курт шагнул следом, отстранив его плечом и пойдя впереди — мимо вытянувшегося стража — к решетке камеры.
Маргарет сидела на низенькой скамеечке — все-таки, даже в заключении, пусть и столь малая, но поблажка была сделана: видно, Керн не рискнул усадить родовитую заключенную на голый пол, как прочих арестованных. Курт был убежден, что Рената пребывает в ином положении, традиционном для этих стен — в камере без стула, лежанки или хотя бы охапки соломы, как в магистратской тюрьме…
В остальном все было
Или, с мысленным вздохом оборвал Курт собственную мысль, быть может, для полного освобождения души мало было всего лишь выдернуть злосчастные булавки и извлечь заговоренные нити из своей одежды? Или попросту виною всему
— Как она? — тихо спросил он, обернувшись к мрачному стражу; тот покосился на камеру с пленницей, смотрящей в стену и упорно не замечавшей вновь пришедших, на Райзе и, наконец, вздохнул:
— Воды просит…
ebooksa