Стезя смерти

— Ну, это я понимаю, — отмахнулся Курт. — Вообще — как?

— Да никак… молчит в основном… — страж кашлянул, нерешительно переступив с ноги на ногу, и понизил голос совершенно: — Послушайте, майстер Райзе… майстер Гессе… я не хочу показаться слабонервным или мнительным… вы подумаете, конечно, что я тут себе Бог весть что напридумывал, но…

— Ну?

— Пришлите мне смену, — попросил тот чуть слышно, отведя взгляд. — Я тут не могу больше.

Курт переглянулся с сослуживцем, едва удержав себя от того, чтоб обернуться на камеру, и осторожно уточнил:

— Устал?

— Нет, — поспешно возразил страж, — не в том дело, майстер Гессе, я готов на пост — куда угодно: в приемную залу, на крышу, к воротам; только сюда пусть встанет кто-то другой. Мне… не по себе тут.

— Объяснись, — потребовал Райзе, и тот кивнул с готовностью, но когда заговорил, голос его звучал все более неуверенно с каждым словом:

— Я… видите ли, смотрит она уж больно нехорошо. Я с ней, как было велено, ни словом не перемолвился, на вопросы не отвечаю, в разговор не вступаю, а только все равно — как заговорит, так словно ножом по спине. И смотрит все время — прямиком в глаза; я на нее не смотрю, отверну взгляд — а все равно вижу, что в глаза, и так от этого нехорошо становится… Вы не думайте, я понимаю, что вздор говорю, а только — будто она меня веревками вяжет, и жаром всего обсыпает, как при горячке…

— Ясно, — оборвал его Курт, настойчиво сжав локоть сослуживца. — Necesse est vigiliam mittere. Mihi crede, quam res nova miraque menti accidat, hoc non somnium est[146].

— Credin? — переспросил тот с сомнением и нахмурился, глядя в его глаза взыскательно: — An tibi notum est?[147]

— Ad dolorem[148], — угрюмо отозвался он, вновь обратившись к стражу. — Поговорим с ней — и пришлем тебе замену; потерпи. Судя по всему, ей кое для чего никакие булавки и нитки и не нужны вовсе, — добавил Курт, отойдя от стража в сторонку. — Просто взгляд — и все. Помнишь, по пути из собора, когда мы с нею встретились впервые? Вы с Дитрихом потешались — весна… Тогда это и случилось. От этого взгляда я не мог оправиться до вечера.

— Да уж помню… В таком случае, я вынужден повторить: будь осторожен. Не бесись, академист, сейчас речь не о недоверии.

— Понимаю, — кивнул Курт уже спокойно, развернувшись к камере, и приблизился — решительно, но неспешно и тихо. — Здравствуй, Маргарет, — окликнул он по-прежнему неподвижную фигурку у стены. — Не хочется быть назойливым, однако же — сейчас тебе придется с нами побеседовать: это в твоих интересах.

Та обернулась медленно, подчеркнуто нехотя и равнодушно; несколько мгновений она смотрела сквозь решетку молча и пристально, и когда заговорила, голос был сухой и усталый.

— Это ты приказал не давать мне воды? — спросила Маргарет, покривившись почти презрительно; Курт с удивлением обернулся на стража:

— Он не дает тебе пить?..

— Брось, — оборвала она устало. — Я все ваши приемы знаю. Я лишь только хочу знать, было ли это твоим распоряжением, или это указание тех, кто над тобой?

— Никаких указаний, Маргарет. Просто он здесь, как видишь, один, а уйти отсюда по любой причине — принести ли воды, отойти ли по нужде — он не имеет права; заключенного нельзя оставлять без присмотра. — Курт подошел к решетке вплотную, опершись о поперечные прутья локтями, и вздохнул. — Давай поговорим и, обещаю, я пришлю сюда Бруно с кувшином воды.

— Значит, это все-таки сделано намеренно… Вы говорили с моим свидетелем?