Страшный дар,

Агнесс открыла глаза.

Свет проникал сквозь зеленый балдахин, создавая прозрачный зеленый полумрак, в котором так приятно было понежиться с утра, но Агнесс подскочила, как иголкой уколотая, и раздвинула шторы. Солнечные блики рассыпались по дощатому полу, радостно подрагивая, и события минувшей ночи отступили так далеко…

«Нет, не отступили», – вцепилась в них Агнесс, не давая воспоминаниям ускользнуть. Это был не сон, и признаки, подтверждающие реальность произошедшего, были слишком многочисленны, чтобы их перечислить. От пальцев пахло травой, под ногти забилась грязь, а на ссадины на ладонях Агнесс смотрела с тем удовлетворением, с каким христианский мистик взирает на свои стигматы. Нет, она определенно не сошла с ума. Волосы были заплетены в аккуратную косу, но Агнесс никогда не затягивала чепчик так туго – под подбородком осталась красная полоса. Платье было разглажено аккуратно, оборка к оборке, и разложено на полке шкафа, и столь щепетильная чистоплотность больно уколола Агнесс – сама-то она просто вешала платье на спинку кресла. Но главное – туфельки. Когда Агнесс подняла их, они заискрились на солнце, но вовсе не потому, что вдруг стали хрустальными. Соль. Еще с ночи на них налипла соль. Если бы Агнесс шла по мокрому лугу, пусть даже и в трансе, соль успела бы стереться. Стало быть, мистер Линден нес ее на руках… На миг Агнесс подумала о том, чтобы швырнуть туфельки прямо на стол рядом с подносом для тостов, но быстро отступилась от этой идеи как от неизящной… Но раздевал ее хотя бы не он? Наверное, миссис Крэгмор позвал на подмогу. Они тут все заодно.

Она лишь вяло удивилась, когда мистер Линден, бледностью соперничавший с собственным белоснежным шейным платком, поприветствовал ее вопросом:

– Когда же, приучу тебя к пунктуальности?

Перед ним стояла кружка парного молока, к которой пастор то и дело прикладывался, а блюд хватило бы, чтобы до отвала накормить полприхода. Должно быть, он восстанавливал силы после ночных подвигов, однако усталость не мешала притворству.

– Я утомилась этой ночью, – сказала племянница, занимая свое место, возле которого обычно стоял чайник, но точно не сегодня. Даже нож ей не положили – дядюшка решил не испытывать судьбу.

– Как, позволь полюбопытствовать? – поинтересовался пастор, заедая молоко толстым ломтем хлеба. – Вязала крючком до утренней зари?

– Вы прекрасно знаете, сэр, вы были со мной.

– И держал тебе пряжу на вытянутых руках?

– Нет, пряжу мне держала королева Меб, – огрызнулась Агнесс. – Вы понимаете, о чем я говорю!

– Напротив, не имею ни малейшего представления.

Мистер Линден подцепил кусочек копченой рыбы, золотистый и нежный, как масло, и отправил в рот. Приглашающий жест, коим он указал на поднос, стал для Агнесс последней каплей.

– О привидениях! – крикнула она и забарабанила кулачками по столу.

– Ты, верно, начиталась романов Энн Рэдклиф о зловещих замках и их обитателях. Привидения! – хмыкнул пастор. – Что за вздор! Хватит молоть чепуху, Агнесс. Далее ты попытаешься уверить меня в существовании… эльфов.

Обида, что сжималась в клубок и только фыркала, выгнула спину так стремительно, что Агнесс пришлось встать.

– Я ухожу, – заявила она, пряча руки за спину, чтобы не дернуть за скатерть и не обрушить на пол серебряные блюда. – Я не желаю завтракать с вами.

– Постой, я забыл тебе сказать! – донеслось ей вслед, но Агнесс не стала оборачиваться. Сквозь красноватую дымку она разглядела лестницу и, скользя влажными ладонями по перилам, поднялась к себе, но отсиживаться в спальне не собиралась. Она чувствовала себя Золушкой, которой фея вместо роскошных даров преподнесла еще одно ведро золы. Но это ничего. В золе можно отыскать уголек, но Агнесс повезло даже больше – ей подвернулся слиток золота, настоящая драгоценность, за которую можно купить свободу.

Свободу Лавинии. Потому что призраков, оказывается, можно обхитрить.

Агнесс схватила первый попавшийся сосуд, которым оказался флакон духов – фарфоровая бутылочка с позолоченной пробкой и цепочкой, чтобы можно было носить его у пояса. Не задумываясь, она выплеснула содержимое в окно и лишь потом сообразила, что это были ее единственные духи, но оплакать их как следует не успела. Нужно бежать, прежде чем дядюшка подступится к ней со свежей порцией лжи. Нравится ему отрицать наличие волшебства, включая себя самого, – пусть отрицает, но она отказывается ему подыгрывать. У нее, слава Богу, есть настоящие друзья.