Страшный дар,

22
18
20
22
24
26
28
30

– Потому что на постоялом дворе не будет места…

– …еще бы, ведь там он поселит свою родню…

– Ты должна признать, Милли, что его тетка была вхожа в дом герцогини Портлендской.

– Служила там помощницей судомойки, – отрезала Милли. – Проходи, Агнесс. Прости, что не могу пожать тебе руку, чернила въелись мне в кожу до костей.

– Н-ничего.

– Не «ничего», а довольно неприятно.

– Я хотела пригласить тебя на прогулку, – начала Агнесс, – но если ты занята…

Милли просветлела.

– Что ты, я с радостью! Разве можно пренебрегать утренним моционом?

– Милли, ну что за глупости! – встревожилась миссис Билберри, преграждая ей дорогу. – Через час приходит портниха.

– Завтра пускай воротится. – Милли уже завязывала под подбородком ленты капора. – И вообще, что за мода такая – венчаться в белом платье? Белый меня полнит. Я предпочла бы розовый или, того лучше, зеленый, вот как у Агнесс. Что, Агнесс, одолжишь мне свое платье? Венчаться в одолженном – добрая примета.

– Не говори так, Милли! Даже в шутку, – одернула ее матушка и закатила глаза. – Зеленый на свадьбе! Я надеюсь, что, если мисс Тревельян почтит церемонию своим присутствием, на ней будет более подобающий наряд.

Агнесс плотнее запахнула шаль и уже собралась спросить миссис Билберри, чем ей не угодил зеленый цвет, как по лестнице кубарем скатились дети. Внося посильную лепту в свадебные хлопоты, они швырялись друг в друга обувью и щедро разбрасывали по полу рис – столь важные обряды лучше отрепетировать загодя. Закатав рукава, вдова нагнулась над визжащим клубком, пытаясь ухватить косичку или вихор, а девушки тем временем выскочили на улицу.

При свете дня Агнесс заметила, что Милли выглядит неважно – ее лицо пожелтело и лоснилось, как оплывающая свеча, а губы распухли, потому что Милли беспрестанно их покусывала. От нее нехорошо пахло потом. Унылый вид Милли, равно как и до неприличия роскошное платье Агнесс, исключали возможность променада по главной улице, но девушек это нимало не огорчало. Яко тать в нощи, они пробирались по задним дворам и узеньким аллеям, пока последний ряд домов не скрылся за густой зеленой изгородью. С нее вялыми пурпурными языками свисали амаранты, и Милли, сорвав соцветие, начала увлеченно обдирать с него мелкие цветки. В народе амарант прозывался «любовь, что кровью истекает», а любое упоминание любви ей, видимо, было ненавистно. И хотя Агнесс не терпелось рассказать, что теперь у нее совершенно точно есть кавалер, и еще какой, ей пришлось спрятать свои чувства, как прикрывают огонек свечи в стылом, продуваемом насквозь коридоре. Вряд ли Милли разделит чужую радость.

– А что не так с зеленым на свадьбе? – затронула она тему, которая казалась ей наиболее нейтральной.

– Почему ты меня об этом спрашиваешь? – вскинулась Милли.

– Ты ведь сама давеча…

– Ах, да. – Девица замялась. – Просто глупое суеверие, и то, что ты его не знаешь, делает тебе честь. Значит, ректор не позволяет прислуге сплетничать в твоем присутствии, не то что в иных домах. Признаться, даже говорить тебе не хочу. Ты посмеешься над нами, сельскими жителями, с вершин своей образованности.

– Ну, скажи, а?

Милли с отвращением растоптала голый хвостик амаранта.