Это все нереально! (сборник)

Тем временем наступает глубокая и тёмная ночь. Чёрный цвет затапливает улицы, через окна льётся в мою квартиру и наполняет её, как чернила — чернильницу. Просыпаются фонари. Зажигают лампочки и начинают тихо переговариваться между собой.

Мне ещё сильнее хочется спать.

Я стучу по Церберу, как по двери, и говорю:

— Ладно, ваше величество. Если вам так угодно — доедайте. Но потом постарайтесь не шуметь. Хорошо?

Я возвращаюсь в комнату, ложусь на кровать и пытаюсь заснуть.

Через пять минут меня будят грохот и яркий свет. Я бы подумал, что началось землетрясение, если бы не знал причины этих толчков.

Я выхожу в коридор и вижу то, что и ожидал увидеть: Цербер гоняется за ночными бабочками. Это не мотыльки — это такие твари дюймов двенадцать в длину. Они мало похожи на бабочек. Скорее они напоминают летучих мышей, скрещенных со скатами. Ночные бабочки питаются ночью. Они поедают ночь, как мы — гамбургеры. Втягивают темноту через поры, фильтруют, забирают энергию ночи себе, а свет отдают всем желающим.

Я прихожу к выводу, что под барабанное соло Цербера и световое шоу бабочки заснуть мне не удастся.

Я иду к антресоли, вынимаю из неё баллончик с концентрированным светом и опрыскиваю бабочку. Та, поджав хвост (у них правда есть хвост), улетает. Я кидаю баллончик в Цербера, но пёс ловит его и съедает. И начинает светиться изнутри. У меня в комнате лежат солнечные очки, так что мне всё равно. Да, надо ещё захватить из кухни беруши.

Я надеваю очки, вставляю в уши беруши и опять засыпаю.

Ненадолго.

Свет бьёт прямо в глаза, а беруши не спасают от работающего на полную громкость визора.

Я спрыгиваю с кровати и отбираю у Цербера пульт. Пёс смотрит на меня осуждающе. Я вырубаю визор (и из розетки тоже). На кухне в аптечке лежат таблетки против светового воспаления. Я пытаюсь скормить их Цербу, но тот, презрительно глянув на меня, уходит в другую комнату. Вот и заботься о ближних…

Я сам съедаю таблетки в надежде, что они усыпят меня и вызовут интересные глюки. Ложусь спать…

…чтобы проснуться через две секунды. Но на сей раз не из-за Цербера.

За окном ночь, в квартире — густой мрак. Пара синих лампочек помигивает своими глазами. Им не справиться с ночной тьмой. Да и не для того их делали. Это камеры внутреннего наблюдения, а по совместительству — сигнализация, охранная система и центры, управляющие всей техникой в квартире. Я плачу этим лампочкам бешеные бабки, чтобы они работали как следует. Но они всё равно халтурят. Я-то знаю, что они могут видеть плотоядных теней, но сами лампочки никогда в этом не призн а ются. Ещё и огрызаться будут.

Ночь… Время, когда бодрствуют плотоядные тени. Сейчас у них первый приём пищи; второй — ровно в полдень. Одна такая тень нависает надо мной, раззявив свою пасть. Я даю ей в зубы. Тень взвизгивает и валится на пол. Я беру тапок и стучу им наугад. Кажется, попадаю по голове. Тень скребёт по полу когтями и куда-то уползает. Куда — мне совершенно неинтересно. Обнаглели, не дают поспать.

Тапок мне теперь не нужен. Я бросаю его и сшибаю вазу с цветами. Ваза — очень красивая. Её мне подарила очередная подружка; она же рвала цветы. Тапок сбивает вазу, она перекувыркивается в воздухе и падает на пол. В ночной тишине звон разбившейся вазы звучит как залп осадного орудия. По ковру разливается вода.

«Может, мне ещё встать, вытереть лужу?» — проносится саркастическая мысль. Укрываюсь пледом, утыкаюсь носами в подушки и засыпаю.

Сплю я долго. Минут десять — не меньше. А просыпаюсь, когда меня расстреливают из бластера.