Царь Живых

22
18
20
22
24
26
28
30

— Так ведь, это… Тут не в том дело-то, чтоб он там… Тут дело — чтоб он не здесь… Другим станет…

Внятно и вразумительно. Но вопросы логики Маркелыча волновали мало, по житейской тайге его вела обострённая сверх предела звериная интуиция. Он добавил:

— Саньку б ещё куда пристроить…

Но здесь не могла помочь (или помешать?) даже таранная воля Маркелыча. Саня Сорин к тому времени уже встретил на дискотеке в убогом пармском клубе шестнадцатилетнюю соплюшку Машу. Марью. Марию.

А Ваня уехал в Питер.

Надолго. И стал другим. Все реки текут…

Но приходит срок — и всё возвращается к истокам.

Усть-Кулом.

Он увидел её.

Увидел на убогой, до ужаса убогой улице. (Господи! А в детстве казалось, что — здесь живут. Что — так и надо!) Улица тянулась к высокому, обрывистому берегу Кулома — последнему берегу, здесь он, суровый полярный изгнанник, приникал к груди матери Печоры — и слившиеся их воды разливались широко, как море…

Улица была убогой.

Но — не вся.

Большая часть — да, там жались друг к другу строения — нелепые, обтянутые рубероидом по крышам и даже по стенам, с крохотными слепыми окошками (большие — лишние дрова в долгую северную зиму…). Строения лепились плотно, как солдаты в строю ублюдочной армии. Армии, позабывшей о победах, способной лишь копать канавы и разгружать вагоны… Убогая была улица.

Но — не вся!

На отшибе, на обрыве, рискованно (весной Кулом суров и страшен, и серо-стальные холодные клинки воды подсекают и обрушивают берега) — в стороне, на высоком обрыве, стояли высокие ладные дома с большими окнами.

Там жили потомки спецпереселенцев из старой раскольничьей деревушки Гедонье. Там родился Иван.

Он увидел Адель на фоне ублюдочных домишек — и они, как в детстве, вновь показались обиталищами живых людей. Друзей. Надёжных и проверенных в бою друзей. Да! Когда вас трое, а их пятеро, и вы в шестом классе, а они в восьмом — это бой. Смертный бой до Победы…

А скудная пародия на газон — от травины до травины полметра — показалась бескрайним лугом, напоенным ароматом дивных цветов, наполненным жужжанием пчёл и шмелей и трепетом крыльев чудесных бабочек…

Собственно, подобного и следовало ожидать — он увидел Адель.

Но… Со зрением Адель-Лучницы, посланной побеждать, тоже на мгновение что-то случилось… Семь стрел одна в одну в этот момент Адель бы не вонзила…