На другом конце связи охранник сказал:
– Специальное сообщение, личное, для госпожи Чайковской.
– Продиктуйте, я передам.
– Нет, господин Рамбуйе, извините, личное.
– От кого?
Голос охранника звучал слегка насмешливо, а значит – оскорбительно. Охранник сказал:
– От очень важных лиц. – И добавил: – Курьер уже в лифте.
Охранник имел в виду, что ежели госпожа Чайковская уже проснулась, или, что вероятнее, еще не ложилась, то ей не следует передвигаться по помещениям голой; а разумнее будет во что-нибудь на скорую руку облачиться; ибо курьер человек сторонний, к вольностям хозяйки не привыкший. У курьеров вообще много предрассудков; профессия располагает. А от сплетен только вред – так всегда объяснял охранникам отец обитательницы, и они были с ним в принципе согласны.
Господину Рамбуйе, развязному, с богемными манерами, два года назад ошарашившему артистическую элиту тем, что он занял деньги у любовницы, чтобы купить шубу жене, эксцентричному Рамбуйе пришла в голову та же мысль, что и охраннику, и он крикнул по диагонали верх:
– Анита! Накинь что-нибудь, к тебе посыльный какой-то.
Госпожа Чайковская крикнула ответно из спальни:
– Никого не желаю видеть! Короче, убирайтесь все!
Разъехались в разные стороны стилизованные под барочную бронзу двери лифта, и в гостиной появились двое высоких, крепко сложенных индивидуума в строгих официальных костюмах.
Госпожа Чайковская в этот момент продолжила мысль, из спальни, криком:
– Чтоб вы все засохли, уроды!
И зарыдала в голос.
Один из мужчин придержал лифт, а второй, улыбнувшись неприветливо, указал господину Рамбуйе направление. Рамбуйе слегка опешил.
Мужчина сказал, глядя Рамбуйе в глаза:
– Иди.
Рамбуйе хотел было возмутиться, но его схватили за шиворот и втолкнули в лифт. Толчок был сильный: Рамбуйе едва не ударился лицом о заднюю стенку лифта.