Полезный Груз

– По специальному заказу делали. Я когда по Италии ездила, то на фабрику зашла, посмотрела, как там всё, ну и сказала им, что ручки-крутилки мне не очень нравятся. Короче, они сказали, что модифицируют, я им объяснила, как надо, растолковала всё, и они потом и сделали правильно.

– А картины в гостиной тоже сами выбирали? – с серьезным выражением лица спросил Муравьев.

– Еще бы! Я в живописи не очень разбираюсь, я просто знаю, что мне нравится, а что нет. Короче, мне главное, чтобы мне самой нравилось.

– Это оригиналы? То, что в гостиной?

– Я подделки не люблю. Подделка – заведомо халтура. Я и рамку сама выбирала. У них была сохранившаяся, они клялись, что сам художник вставлял, но врали наверное. Очень некрасивая рамка была, халтурная. Я сразу сказала – мне вот в эту рамку. Мне серебро нравится больше, чем золото. А рамка не подходила, пришлось картину подрезать сверху чуть-чуть.

– Подрезать?

– Ну да. Там десять сантиметров лишних было. Но ничего не пропало. Они хотели рамку резать, но когда рамку режешь, всегда остается шов, настроение портит, особенно когда знаешь, что он есть.

– Это вы про Ренуара?

– Да.

– А вторая картина?

– А, это малюет тут один … подонок один … историческое…

Полицейских оказалось четверо, в формах, и с ними один лейтенант, в штатском. Пока Пиночет объясняла им, что к чему, и что им должно делать, и возможно даже махала диптихом, качая кирасирские права, Муравьев вкрадчивым голосом сказал:

– Анита Диеговна, давайте сыграем с вами в забавную игру с переодеванием. У вас ведь есть здесь мужские костюмы?

– А что? – кокетливо спросила Чайковская.

– Два костюма.

– Может и есть.

– Мы их отдадим работникам полиции, а сами оденемся в их формы – я, моя помощница, и вы.

– Зачем?

– Вам нужно ехать с нами. Здесь вам оставаться опасно. Лопухин обнаружит пропажу двух курьеров, и пошлет сюда кого-нибудь посерьезней, чем Ходорченко.

«Посерьезней» ровно ничего в понятии Чайковской не означало, но представительный мужчина говорил с высокой степенью убедительности в голосе. Да и номер с переодеванием импонировал склонной к театральности Чайковской.