— Тоже знаю, но уже не исполняю. Я зачеркнул свое прошлое.
Реган улыбнулась и пригубила «пино». Я вспомнил, что хотел кое о чем ее спросить.
— Да, кстати… Откуда взялась фамилия Мэдсен?
Ее улыбка вдруг показалась мне слегка натянутой.
— Я была замужем.
Вот мы и поменялись местами. Ничего, заслужила.
— И как он выглядел?
— Ну, ты вполне можешь себе представить… Симпатичный, умный, сексуальный и гнилой до мозга костей.
— Какое совпадение.
Реган баюкала в ладонях бокал.
— Он был моей текилой. Теперь я пью вино. — Она сделала глоток. — И больше эту ошибку не повторю.
— Ты о чем?
Реган поставила бокал и откинулась на спинку кресла.
— Не позволю собой командовать. Никому. Попробовала — не понравилось. Теперь живу своим умом. — Она вызывающе посмотрела на меня.
Я поднял чашку.
— За страусиные прятки. Никто не достоин, чтобы ради него мы высовывали из песка свои драгоценные головы.
Реган смягчилась, даже улыбнулась. И подняла бокал — поддержала мой кофейный тост.
— За нас.
Да, Реган — настоящая конфетка. Меня обуревал соблазн еще несколько часов провести, глядя в это безупречное личико, но — все, хватит на сегодня развлечений. Меня влекло к Реган, однако это первобытное желание не имело ничего общего с тем теплым, уютным чувством, которое я испытывал к Челси. Если Челси можно сравнить с домашним очагом, то Реган — с огромным костром, вокруг которого должны плясать, корчиться, вопить исступленные дикари. Этот костер стреляет жгучими угольками и запросто может ослепить олуха, который на него засмотрится.
Я сказал «извини» и пошел позвонить в «Савой» Фицпатрику. Старик все еще корпел над шкатулками, а они упорно отказывались капитулировать.