— Интуиция, святой отец. Следствие слишком деятельного ума.
— Ну, может отчасти вы и правы. Может, я не совсем самый обычный настоятель собора. Я выполняю поручения, возложенные на меня Господом, и кто я такой чтобы судить, какие из них относятся к моей компетенции, а какие нет? Ведь…
— …история уже закончилась, — с улыбкой закончила я за него.
Он рассмеялся.
— Верно, верно, Альберка. Закончилась. Если и была она, эта история. У нее не будет никаких следствий, никаких видимых проявлений и заметных следов. Весь мир, — отец Гидеон обвел рукой комнату, видимо подразумевая за этим нечто большее, — не заметил ее. И не заметит. Нет, все продолжится, как прежде. Граф будет верным слугой Императора, и совершит еще не одну сотню великих походов, покрыв себя еще более вящей славой. Будут войны, будут великие битвы, будут мятежи, будут гражданские сечи… В этом мире, созданном Господом, будет все это, что бы мы не собирались сделать и что бы не сделали. Потому что он обречен находиться в вечном постоянстве.
Отец Гидеон говорил, и мне хотелось чтобы это продолжалось бесконечно. Размеренный мягкий голос завораживал, как и сытная еда, сладкое вино и тепло. Сейчас это было не просто застолье, это было нечто большее. Единение четырех человек, каждый из которых был настолько несхож с остальными, что казалось невозможным, как они вообще оказались в одной комнате.
Капитан Ламберт слушал с задумчивой призрачной улыбкой, игравшей на его губах. Иногда казалось, что ее нет, а иногда казалось, что есть — в зависимости от того, под каким углом падал свет. Его строгое лицо было сосредоточено, как обычно, и всего его точеные черты, не по-человечески совершенные, казались вырезанными из холодного твердого мрамора.
Бальдульф был весь во внимании. Он оперся локтями о стол и внимал каждому слову отца Гидеона. Огромный, заросший грубым жестким волосом, вечно взъерошенный, как огромный медведь, воцарившийся за столом, он был прилежным и внимательным слушателем.
Отец Гидеон говорил со своей обычной улыбкой, и глаза его за тонким стеклом, внимательные и осторожные, вселяли умиротворение и уверенность.
Мир всегда останется прежним. Это знание наполняло спокойствием, особенным спокойствием необратимости. И сами мы сейчас были олицетворением извечного постоянства, самым постоянным зерном этого сумасшедшего мира. Мне почему-то показалось, что так будет до скончания времен. Что этот момент заиндевел в пласте вечности и будет длиться бесконечно. Морок был приятен, он наполнял звенящую после вина голову особенным ощущением.
Мир всегда останется прежним. Потому что некоторые истории заканчиваются, или…
Кажется, я опять что-то забыла.
— Баль, ты же приготовил специальное блюдо для нашего гостя! — вспомнила я, — Вылетело из головы!
Бальдульф испуганно охнул.
— И верно, святой отец. Уж извините. Взял на себя смелость специально для вас состряпать кое-что особенное.
— Вот как? Любопытно, любопытно, — добродушно пробормотал отец Гидеон, вооружившись вилкой, — Я весь во внимании.
С торжественностью, которая подошла бы и мажордому при императорском дворе, Бальдульф поставил перед отцом Гидеоном прикрытую крышкой тарелку. Священник с интересом взглянул на нее.
— Зная ваш талант, не сомневаюсь, что это нечто действительно удивительное.
— А как же, святой отец, — ухмыльнулся Бальдульф, — А как же.
И снял крышку.
ebooksa