— Если он из темного отродья, должна быть метка! — не удержался Бальдульф, — Так всегда бывает. Вроде родимого пятна или как-то еще. Три шестерки, или крест перевернутый или…
— Извини, Баль, но вряд ли они такие дураки чтобы метить подобным образом своих слуг. Правда, отче?
— Правда, — согласился священник, — Первые культы еще использовали так называемые сатанинские метки, но эта практика быстро была оставлена, ведь подобная метка, стоит только ее носителю оказаться в руках церковных дознавателей, с головой выдает служителя культа. Даже микроскопические отметины можно заметить, пользуясь современными средствами.
— Ну вот. Так что глупо ожидать сюрпризов. Что ж, его желудок и легкие чисты. Никаких подозрительных участков, объектов или знаков. Но рано унывать, ведь у нас осталось еще столько всего интересного!
— А еще у нас осталось четыре дня до Праздника Тела и Крови Христовых, — не удержался отец Гидеон, — Это значит, что времени мало, как никогда.
— И вы собираетесь участвовать в богослужении? — спросил Ламберт.
— Разумеется, собираюсь! Это мой собор, и Праздник Тела и Крови Христовых — один из важнейших. Я буду вести торжественную службу, даже если Темный культ явится по мою душу.
— Безрассудство. Вы и так их мишень, отче. Не знаю, для какой цели они вознамерились вас заполучить, но, огорченные парой неудач, эти ребята могут решиться на что-то очень резкое и неприятное… для вас, конечно. Им хватит одного снайпера на крыше. Или брошенной из толпы гранаты. Отец Гидеон, я не считаю себя вправе вмешиваться в ваш церковный распорядок, но полагаю необходимым настоять на том, чтоб вы не участвовали в церемонии. Слишком велик риск.
— Исключено, — твердо ответил священник, и эта твердость могла соперничать с латами Ламберта, — Это не просто почетное право, это моя обязанность, уклонение от которой будет проявлением трусости перед лицом опасности, и предательством моей паствы.
— Думаете, ваша паства обрадуется, получив еще одного великомученика? Бросьте, наверняка можно найти выход… В вашем соборе не один священник, наверняка вы можете доверить эту почетную обязанность кому-нибудь другому.
— Интересно, что скажет по этому поводу ваш граф!
Ламберт смутился.
— Я не подумал о нем.
— Естественно. В течении многих лет граф Нантский присутствовал на торжестве на правах почетного гостя и мецената. Из моих рук он всегда принимал чашу вина, символизирующую кровь Христову… Мое отсутствие будет расценено как прямое оскорбление и, кроме того…
— Так вот в чем дело! — крикнула я, позабыв обо всем, — Точно! Так и думала!
— Что? Что вы нашли? — встрепенулся Ламберт.
— Вино! Так вот для кого вы припрятали эту бутылочку «Бароло», святой отец! Для графа!
Отец Гидеон лишь улыбнулся.
— Вы меня раскусили, Альберка. Это действительно особое вино и оно предназначается особому человеку.
— Вот оно, истинное отношение к пастве… — сказала я горько, — Обычные прихожане получают глоток горькой разбавленной мадеры, а графья — чашу сладкого «Бароло» полуторавековой выдержки. И как после этого верить в справедливость святых отцов?