Ночь в Кэмп Дэвиде

22
18
20
22
24
26
28
30

— Не думаю. Всё случилось так неожиданно, что у нас просто не было возможности её предупредить.

Гриском коротко рассказал Марку обо всём, что произошло. Юноша, забравшись с ногами на кровать, напряжённо слушал.

— Знаете, дядя Поль, я, в общем, не очень-то и удивлён. Отец ведь очень сложный человек, а тут ещё постоянное напряжение! И эта его идея самосовершенствования! Удивительно, что он не свалился раньше! — Юноша прикусил губу и отвернулся. — Это очень тяжёлый удар, дядя Поль! Я ведь теперь как раз дорос до того возраста, когда мог бы оценить моего старика и… говорить с ним на его уровне, как вы, наверное, сказали бы, и теперь вдруг это.

— Я всё понимаю, Марк. — Гриском положил руку на плечо юноше.

— Теперь ему, наверное, придётся оставить президентство?

— Да, другого выхода я не вижу. Я хотел бы, чтобы ты сразу понял меня правильно, Марк. Дело в том, что он может не согласиться добровольно уйти в отставку. Тогда нам придётся использовать эти письма. Я искренне надеюсь, что до этого дело не дойдёт. и всё же.

— Понимаю, дядя Поль. Возвращайтесь на совещание, а я попробую немного вздремнуть. И не беспокойтесь обо мне. Я поступлю так, как вы мне скажете.

Когда Гриском вернулся в гостиную, он увидел, что там пришли к какому-то соглашению. Грэди Каваног объяснил ему, что все признали самым разумным шагом вызвать генерала Лепперта и расспросить его об умственном и физическом состоянии президента. Вызвать Лепперта на совещание поручили Одлуму, как человеку, который знал Лепперта лучше, чем другие. Одлум взглянул на часы и мрачно заметил, что за тридцать лет он не слышал о враче, который согласился бы поехать с визитом на дом во втором часу ночи.

Однако он вышел в холл, позвонил по телефону и скоро вернулся.

— Едет, — сказал он, бросив саркастический взгляд на Карпера. — Я сказал ему, что речь идёт о жизни и смерти всего человечества.

Бразерса снова пригласили в гостиную, чтобы он вместе со всеми мог выслушать личного врача президента, и пятнадцатью минутами позже туда вошёл бригадный генерал Леп-перт. Это был сдержанный, худощавый человек с редкими светлыми усиками и ресницами, который всегда начинал быстро моргать, как только к нему обращались. Одлум представил его собравшимся, и затем судья Каваног попросил слова.

— Генерал Лепперт, мы пригласили вас сюда, чтобы вы помогли нам разобраться в одном чрезвычайно прискорбном, но как мы все считаем, совершенно неотложном деле. Грубо говоря, у всех присутствующих в этой комнате имеются основания сомневаться в психической нормальности президента. Мы хотим спросить вас, доктор, имеются ли у вас основания для этого?

Лепперт уставился на Каванога, растерянно заморгал и обвёл глазами всех собравшихся:

— Это самый удивительный вопрос, какой мне приходилось слышать за всю мою практику!

— Я в этом не сомневаюсь, доктор! Каков же будет ваш ответ?

— Конечно, нет! — Лепперт нервно затеребил свои редкие усы.

Маквейг понял, что доктор не лжёт.

— Сомневаться в нормальности президента у меня нет абсолютно никаких оснований!

— Что вы можете нам сообщить о теперешнем состоянии президента? Я имею в виду как его умственное, так и физическое состояние.

— Иногда он обращался ко мне с жалобами на боли в сердце. Я считаю, что пренебрегать этим не стоит, но серьёзных опасений мне его здоровье не внушало!