Авадон

10

От Бельфегора до Вааль-Зее — три остановки на трамвае и еще шесть — в грохочущем и продуваемом вагоне надземки. Преодолев это расстояние, Лимек словно бы совершил путешествие на другую планету, причем значительно более грязную, убогую и опасную. Между роскошными особняками Бельфегора и многоквартирными трущобами Вааль-Зее лежали не только пара километров городских улиц, между ними была пропасть экономическая и историческая.

Самое парадоксальное, что когда-то именно здесь, тогда еще в пригороде, на уютных берегах реки Вааль-Зее предпочитала селиться знать. Аристократы воздвигали здесь родовые поместья на почтительном расстоянии от Бездны и в сравнительной близости от королевской цитадели. Все изменилось в одну-единственную ночь (что, впрочем, характерно для истории Авадона). В хрониках ее именовали Ночью Плачущих Стен. Шторм, оцененный преподобным Тангейзером в шесть с половиной баллов, унес жизни большей части населения Вааль-Зее и сделал все строения в округе малопригодными для жизни. Остатки аристократии спешно перебрались на холмы Бельфегора, а полвека спустя канцлер Вальсингам распорядился снести все зараженные дома, загнать реку под землю, а район застроить многоэтажными общежитиями для рабочих. Сколько именно рабочих вскоре потребует Фабрика тогда не знал никто, поэтому Вааль-Зее оказался хаотично и бестолково забит уродливыми кирпичными коробками, между которыми извивалась ржавая эстакада надземной железной дороги.

Здесь же разместили канализационный коллектор и очистные сооружения, построили гидроэлектростанцию, и вскоре подземная река превратилась в сточную канаву, а Вааль-Зее начал задыхаться от смрада испражнений всего Авадона. Во время предшествовавшей войне экономической депрессии доходные дома перестали приносить владельцам хоть какой-нибудь доход. Мало кто мог оплатить квартиру целиком, и тогда в Вааль-Зее появились первые коммуналки.

После войны личным приказом канцлера Куртца гигантский пустырь перед Продкомбинатом был расчерчен на ровные квадраты: так заложили новый спальный район, названный позже Левиафанией. Панельные дома Левиафании строились быстро, квартиры в них стоили относительно дешево, к тому же банки Маймона вовсю продвигали программу ипотеки, и вскоре Вааль-Зее превратился в гетто для тех, кто не мог позволить себе ничего лучше.

Лимек и сам снимал здесь квартиру, всего в шести кварталах от дома номер двадцать три по улице Прощенных, где жил мастер Мёллер.

В дверях подъезда Лимек столкнулся нос к носу с виденным на похоронах и, как выяснилось, навещавшим инженера Петерсена незадолго до кончины последнего странным типом. Тип, одетый во все тоже коверкотовое пальто с каракулевым воротником, тоже узнал Лимека и хищно оскалился, сверкнув золотым зубом, что, видимо, символизировало вежливую улыбку. Лимек посторонился, уступая Коверкотовому дорогу, и тот насмешливо раскланялся, поднеся руку в черной кожаной перчатке к узким полям тирольской шляпы. По-лошадиному вытянутая физиономия Коверкотового была изъедена оспой, а на верхней губе топорщилась жесткая щеточка усов. Разминувшись с Лимеком, Коверкотовый быстро зашагал по улице Прощенных, отбивая ритм ротанговой тростью по мостовой. Лимек проводил его взглядом и вошел в подъезд.

Ему пришлось подняться на третий этаж. На лестнице воняло кошками. На двери квартиры номер шесть, возле кнопки электрозвонка висела бумажка, гласившая (среди прочего): «Мёллер, А. Ком. 5. 3 р.»

Лимек позвонил три раза. Ответа не было. Выждав пару минут, Лимек повторил попытку, и снова безрезультатно. Тогда сыщик просто надавил пальцем на кнопку и не отпускал до тех пор, пока высокая и порядком рассохшаяся дверь не распахнулась. Ему открыл такой же высокий ссохшийся старик в грязной белой майке.

— Вы к кому? — прошамкал он, ввинчивая в ухо трубку слухового аппарата.

— К Мёллеру, — буркнул Лимек, плечом оттирая старика в сторону и протискиваясь в квартиру.

В узком коридоре царил полумрак. Единственная угольная лампочка, свисавшая с потолка на длинном шнуре, светила вполнакала болезненным синим светом, вырывая из темноты вздувшиеся обои и грязный дощатый пол. На полу, перегораживая проход, стоял деревянный ящик, закрытый на висячий замок. За ящиком громоздились баррикады из всяческого хлама. На левой стене висел велосипед без шин, а на правой что-то бормотала черная тарелка репродуктора с надорванным краем. Пахло кислятиной, махоркой и дрожжами.

Вдоль стен тянулась череда одинаковых, хлипких на вид дверей. За одной плакал, захлебываясь, ребенок. За другой скандалили. За третьей надрывно орало радио, извергая веселый чарльстон, которым безуспешно пытались заглушить скрип кровати и вздохи.

Четвертая дверь вела в кухню — мрачную залу с черным от копоти потолком, дюжиной газовых плит, титанов, примусов, керогазов и развешанных на проволочных крюках кастрюль, чайников и сковородок. На одной из плит кипела огромная, совершенно людоедских размеров кастрюля, где вываривалось грязное белье.

Комната Мёллера находилась в конце коридора, рядом с раздельным санузлом. На двери в сортир висела записка: «Гасите свет!», а дверь в ванную была распахнута настежь: там стирали, из кафельной утробы валил серый пар, а могучего телосложения тетка терзала мокрые вещи о рифленую металлическую доску.

До Лимека никому не было никакого дела. Постучав для приличия в дверь номер пять (ответа не последовало), он огляделся по сторонам, выудил пару отмычек, выбрал одну, отжал механизм длинной спицей против часовой стрелки, поддел пару шпеньков внутри замка — и тот послушно щелкнул, пропуская Лимека внутрь.

Мёллер жил в крохотной комнатушке с окном во двор. Заставленная мебелью, она казалась еще меньше, чем была: все свободное пространство занимали самодельные книжные полки, забитые техническими справочниками, а на четыре квадратных метрах отведенной ему жилплощади Мёллер впихнул продавленный диван, мягкое кресло с засаленными подлокотниками, кушетку, складной стол-книгу и два табурета. На одном табурете лежали горкой книги, а второй валялся, опрокинутый, точно в центре комнаты.

Над ним, зацепив веревку за крюк для люстры и просунув голову в скользящую петлю, висел мастер-наладчик Август Мёллер.

11

Первым делом Лимек запер за собой дверь. Мелькнула мысль заблокировать ее креслом, но, если потом вызывать полицию (а именно это он и собирался сделать), будет трудно объяснить, зачем он двигал мебель — и Лимек передумал. Главное, чтобы полицию не вызвал Коверкотовый... В любом случае минут пятнадцать у меня есть, прикинул сыщик.