— Да? — Для меня это не было новостью, но я предпочел удержаться от скептических замечаний и выслушать сначала ее объяснения.
Мать опустила взор на свои руки, нервно мнущие льняной платок.
— Я знаю про Фридлендер Бея и Реда Абу Адиля гораздо больше, чем сказала тебе тогда.
— А-а-а…
Она взглянула на меня.
— Я знала их гораздо раньше. Еще до твоего рождения, совсем молодой. Тогда я была хорошенькой. Я хотела уехать из Сиди-бель-Аббис в какой-нибудь большой город, вроде Каира или Иерусалима, чтобы стать звездой голографии. Для этого я была готова носить модди, не такие, как у Хани Пилар, секс-бомбы, а что-нибудь вполне респектабельное.
— И Папочка или Абу Адиль пообещали помочь тебе пробиться?
Она снова посмотрела на свои руки.
— Я приехала сюда, в этот город. У меня не было денег, и поначалу я голодала. Потом встретила одного человека, который позаботился обо мне. Он-то и познакомил меня с Абу Адилем.
— И чем же помог тебе Абу Адиль?
Она взглянула на меня — теперь по ее щекам катились слезы.
— А ты как думаешь? — с горечью спросила она.
— Он обещал жениться на тебе? Она молча кивнула.
— И ты забеременела от него?
— Нет. В конце концов он просто посмеялся надо мной и купил мне обратный автобусный билет до Сиди-бель-Аббис. — Лицо ее исказилось от ярости. — Я ненавижу его, Марид!
Я кивнул, уже сожалея о том, что дал ей начать свою исповедь.
— Значит, Абу Адиль — не мой отец, да? А как насчет Фридлендер Бея?
— Папочка хорошо относился ко мне, когда я приехала в город. Поэтому я была рада услышать, что ты принят в его доме. Хотя ты и вправду разозлил меня тогда, в Алжире.
— Есть люди, которые ненавидят Фридлендер Бея, — сказал я.
Она вновь окинула меня взором и продолжила: