— Мне тоже очень жаль, мама, что я никогда не оказывал тебе должного уважения, — пробормотал я, удивляясь тому, что слова мои были совершенно искренними.
— Уважения, которого я никогда и не заслуживала.
Я замахал руками.
— Давай не будем выяснять, кто виноват больше. Помиримся — и все.
— Быть может, мы сможем начать новую жизнь? — робко предположила она.
В чем лично я сильно сомневался. Трудно начинать все заново после всего, что произошло между нами. Но я должен был дать ей такую возможность.
— Я готов, — откликнулся я. — Ты же знаешь, я не люблю вспоминать прошлое.
Она криво улыбнулась:
— Мне нравится жить у Папочки вместе с тобой, мой мальчик. Временами мне кажется, что я больше не вернусь в Алжир и… ну, ты понимаешь…
Я глубоко вздохнул.
— Мама, я обещаю тебе, — произнес я, — что ты никогда не вернешься к старой жизни. С сегодняшнего дня о тебе будет заботится твой сын.
Она встала и направилась ко мне с распростертыми объятиями, но я пока еще не был готов к проявлению сыновних чувств. У меня вообще с этим проблемы: я всегда был очень сдержан. Конечно, я позволил ей поцеловать меня в щеку и обнять. При этом она что-то пробормотала. Я слегка похлопал ее по спине. Это все, на что я был способен. После этого Эйнджел Монро снова села на свое место.
Она вздохнула:
— Я очень счастлива, Марид. Я не заслужила такого счастья. Мне не надо ничего, кроме обыкновенной, нормальной жизни.
Что бы ей стоило сказать мне об этом раньше?
— И чем бы ты хотела заниматься? — спросил я. Мать нахмурилась.
— Я даже не знаю. Чем-нибудь полезным. Каким-нибудь настоящим делом.
Я представил себе Эйнджел Монро в должности больничной разносчицы передач и немедленно отогнал это нелепое видение.
— Абу Адиль пригласил тебя в город шпионить за Палочкой, да?
— Да, я была полной идиоткой, поверив ему.