– Не сказал бы, что с легкостью, – возразил Каспар и запнулся, глядя в лицо напротив, все более сияющее неприкрытым самодовольством; Мельхиор молчал, наблюдая за тем, как проступает в глазах его вынужденного союзника постепенное понимание, и явно наслаждался произведенным эффектом.
Каспар помедлил, заставив себя спокойно прошагать к торчащему из земли корявому старому пню, и основательно уселся, упершись ладонями в колени; затем кивнул:
– Говори.
– Ты слышал, что сейчас происходит в Гельвеции?
– Взбунтовавшиеся орты? – уточнил он. – Не моих рук дело. Имперский фогт получил по заслугам – иначе и не могло быть, а дальше пошло само. Возможно, приложил руку Австриец.
– О, поверь, я знаю, что ты не имеешь к этому отношения… Тебе известно о том, как был убит наместник?
– Пристрелил кто-то, – нетерпеливо передернул плечами Каспар. – У меня были другие дела, заниматься Гельвецией я не намеревался и потому не интересовался деталями.
– Наместник был убит местным охотником; нелюдимый вдовец, живет в небольшом домике где-то в глуши Ури, с местными общается редко, но у них на хорошем счету. Имел репутацию вздорного, но богобоязненного человека… И вдруг чуть более года назад все изменилось. И без того удачливый охотник вдруг стал удачливым невероятно; молчаливый отшельник, который никогда ни во что не вмешивался, вдруг начал задирать любого, кто ему был не по нраву, включая самого наместника. Глядя на него, подтянулись и остальные, и ощутимо запахло мятежом. А однажды утром наместника нашли убитым.
– Как это связано со мной? – поторопил Каспар, и старый чародей кивнул:
– Я к этому подхожу. Среди людей ходил слух, что такие перемены произошли в нем потому, что он заключил договор с Дьяволом. Охотник получил небывалую меткость, силу, способность исцелять раны, а Дьявол, как водится, душу. Вскоре, однако, слух сменился, и начали говорить, что договор ему предложил вовсе не «враг рода человеческого», а не иначе как бог; правда, не тот, которому нынче принято везде ставить храмы, а один из твоих любимцев, и мало того – говорили, что этот бог теперь обитает в теле охотника.
– Кто? – коротко спросил Каспар, не удержав нетерпение в голосе, и Мельхиор, выдержав паузу, отстраненно отозвался:
–
– Игг[131], – сухо поправил он, пытаясь не выдать хотя бы теперь своего замешательства, и старик с нажимом повторил:
–
– Стало быть, все сходится, – удовлетворенно кивнул Каспар, и старик нахмурился:
– Что?
– Руны, – в свою очередь не отказав себе в удовольствии насладиться растерянностью Мельхиора, ответил он. – В последнее время они упрямо говорили, что Вотан здесь. Твои слова подтвердили, что это не моя ошибка и не иносказание… Как все произошло?
– Однажды далеко в горах, в небольшой пещерке, охотник нашел три наконечника для стрел. Они были как новые, словно лишь вчера вышедшие из кузни, острые, искусно сделанные, и он забрал наконечники себе. На первой же охоте он заметил неладное: стрела с этим наконечником угодила в зверя, хотя, по его словам, уже выстрелив, он понял, что промажет, что должен промазать, но стрела извернулась сама собой и настигла добычу.
– По его словам? – переспросил Каспар отрывисто. – Ты говорил с ним?
– Пытался, – нехотя ответил Мельхиор. – С ним можно говорить, когда он в себе, но стоит в его сознании проступить разуму Йига – и никакой разговор невозможен. Падшие – все как один надменные, спесивые твари, отчего-то решившие, что они чем-то управляют, на что-то влияют и над кем-то властвуют… За несколько наших редких встреч мне удалось вытащить из этого безумца только основное: присвоив наконечники, не знающие промаха, охотник постепенно впустил в себя падшего; сознательно впустил, по доброй воле, или же Йиг попросту сломал его – я не выяснял, это не то, что меня интересует. Они оба существуют в одном теле, порой главенствует человек, порой падший. Ни того, ни другого политические игры не интересуют, бунт ортов падшему не интересен вовсе, человеку же – ровно до той степени, чтобы «Император оставил их в покое».
ebooksa