Не ответив Луису, Вероника продолжала его расспрашивать.
– Так чем закончился ваш разговор?
– Как только я сообщил Рамону о том, что полиция затребовала список лиц, имевших клубные галстуки фонда, и теперь ищет его в связи с убийством, он переменился в лице и сказал, что его подставили.
– Так он догадывался, кто это сделал?
– Мне показалось, что да, но со мной он не поделился. Лишь туманно намекнул на то, что теперь ему предстоит кое в чем разобраться. А еще Рамон просил не рассказывать никому в совете фонда о нашем разговоре.
– И больше ничего?
– Больше ничего. Пойми, Рамон был так напуган, что в этот момент, похоже, не доверял даже мне – своему другу.
– И Рамон ни словом не обмолвился о том, что собирается в Россию?
– Нет. Возможно, он в то время еще никуда и не собирался.
– Луис, мне надо тебе кое-что показать.
С этими словами Вероника протянула руку к Глебу. Тот полез в карман и вытащил фотокопию пергамента, обнаруженного в Москве.
– Вот, взгляни. Что скажешь?
Луис повертел бумажку в руке:
– Никаких идей – фрагмент слишком мал. И потом, это всего лишь копия.
– Экспертиза показала, что возраст пергамента семьсот лет.
– Сколько-сколько? А дай-ка я еще разок взгляну повнимательнее.
Пока Ригаль изучал изображение, Вероника рассказала о том, что случилось в Москве, не забыв упомянуть и о надписи на столе.
Ригаль вернул снимок Глебу:
– Хм, как жаль, что у вас нет с собой оригинала. Надо же, четырнадцатый век. Но откуда это у Рамона?
– Вот мы и пытаемся докопаться. Кстати, я хотела у тебя спросить, зачем Дуарте хотел видеть Рамона? Что он собирался ему сообщить?